Ну, а когда на улице осталось уж совсем мало хиппи, миролюбивый капитан Финк, тот самый начальник 9-го участка, который произнес прекрасную фразу «Пусть себе…», подошёл к куче, грязи и собственноручно без натуги вытащил деревце и бросил его в кузов полицейского грузовика, чтобы отвезти на свалку.

Хиппи растерялись. Потом вознегодовали. Начали кричать «бу-у» — единственный способ, которым они могли выразить свой протест.

Капитан плюнул и приказал выбросить дерево из грузовика, но с условием, что хиппи не будут сажать его здесь, на пустыре. По его мнению, представление кончилось — декорации полагалось убрать.

Хиппи подняли дерево и пошли вниз по улице, держа его на плечах, как покойника. Они спустились по Святому Марку до зеленого пятачка над названием Томпкинс-сквер-парк и похоронили дерево тай под песню:

Я рассказал обе истории Конрою. Он выслушал вежливо и внимательно, хотя первую — о бирже, как оказалось, слышал раньше, и произнёс решительно:

— Это всё притворство, театр, игра в блаженненьких.

— Вы не верите в искренность этих ребят? Вы не верите в искренность вашего сына?

Он посмотрел на меня зло:

— Конечно, могут быть исключения. Но вы же взрослый человек. Этого, — он кивнул на живописных голодранцев, сидевших на тротуаре, — просто не может быть. Понимаете? Не может быть! Это всё не реально, иррационально. Это — мистика. Человек не может уйти добровольно из хорошего дома в лачугу. Человек не может отказать себе в удовольствии жить лучше других, жить богаче других. Такова человеческая натура. А раз так — всё это игрушки, кривлянье.

— Но их около четверти миллиона, если не больше.

— Массовый психоз.

— Вам не приходилось знакомиться с их программой?

— Какая, к чёрту, программа! Ничего у них нет. Каждый программирует, как хочет. Вот вы слышали мой разговор с теми двумя молокососами: «получать удовольствие», — он скривил лицо презрительно, — вот и вся их программа. Можете полюбоваться, я тут вырезал из одной их газетенки «формулу хиппи». Пожалуйста.

Он вынул из бумажника кусочек газеты. Там было напечатано:

Я переписал «формулу» дословно, со всеми знаками препинания.

— Ну вот, что вам ещё требуется?

«Формула» хиппи, надо прямо сказать, не внесла в наш разговор ясности.

— У движения хиппи есть принципы, известные многим, — сказал я. — Но мне не приходилось встречать, так сказать, писаной программы. Не приходи лось ли вам?

— Нет, — ответил Коирой. — Есть тут, правда, один «программист-теоретик». По совместительству торговец всякой всячиной. Если хотите, могу познакомить. Только сегодня воскресенье, вряд ли мы его застанем. Ну всё равно — идёмте. И мне и вам надо ходить.

Лавка, вся витрина которой была разрисована огромными разноцветными концентрическими кругами, действительно оказалась закрытой. Её хозяина не было. У запертых дверей сидел на асфальте парень в украинских усах, которые в Америке называют английскими, и читал Фрейда.

Услышав наш разговор, поднял голову.

— Кроме Рона, программу хиппи знает по-настоящему только Питер, — сказал он и закрыл книгу.

— А где найти этого Питера? — спросил я.

— Да уж где-нибудь тут крутится.

— Поблизости?

— Может, и поблизости.

— А вы, случайно, не Питер?

Парень подумал-подумал и согласился:

— Питер. Почему же не Питер?

Он встал. Лицо у него было скуластое, усы свисали до подбородка, бороды не было. Кроме джинсов, на нем была майка с цифрой 48 на груди и длинный, с чужого плеча, пиджак. На лацкане — красная брошка с надписью: «Занимайтесь любовью, не войной».

Я попросил Питера рассказать, как он себе представляет программу хиппи.

Он обнял свои худые плечи, как Черкасов в роли Пата, попрыгал на одной ноге, на другой, потер лицо, будто умылся, снова заключил себя в объятия и вдруг сел на тротуар и уткнулся во Фрейда.

Лицо Конроя пошло красными пятнами.

— Так как же насчёт программы? — осведомился я.

— А вам это зачем? Всерьёз или для забавы? — вдруг спросил парень.

— Это будет зависеть от вас. Пока что получается забава.