— А сколько у вас земли? — спросил я.

— Триста пятьдесят акров, — сказал хозяин с достоинством. — Это не очень много, но и не мало. Здесь, во всяком случае, у меня самый крупный надел.

— Значит, ваш доход — земля и отель?

— В основном, — сказал хозяин.

— А ещё что? — поинтересовался я и вынул записную книжку.

— Ещё у меня магазин. Самый большой в городе.

— Я записал.

— Ещё я директор правления местного банка.

— Я снова записал.

— И директор почты.

— Я записал и это.

Ну уж тогда всё пишите, — сказал хозяин серьёзно.

— Что же ещё?

— Владелец местной газеты. И представитель города в правительстве штата.

— Значит, вы — вся законодательная и исполнительная власть в городе?

Я думал, что сказал это в шутку. И мне стало немного не по себе, когда хозяин ответил спокойно и с достоинством:

— В общем, да.

— А полиция? — спросил я. — Есть у вас полиция?

— Полиции нет.

— Кто же поддерживает порядок?

— Порядок у нас устанавливается сам собой, — сказал хозяин отеля снова без улыбки. — Так сказать, стихийно.

Я думал, он сейчас глянет на лоснящиеся винтовки. Но он не глянул. Он зевнул и спросил, во сколько надо нас будить…

Мы уехали из отеля «Уитмонд» на другое утро. Шериф не звонил. Никто от него не приезжал. Порядок устанавливался стихийно…

Тут как раз и написать бы такую фразу: «Вспомнились мне слова Фолкнера…» — и дальше цитату на страницу.

Но нет, я тогда не вспомнил слова Фолкнера. Память принесла лишь ощущение, испытанное при чтении его «Деревушки». Только после возвращения из поездки вдоль Миссисипи я нашёл ту страницу.

Извините меня за длинную цитату. Однако я рискую привести её, так сказать, в интересах дела:

«Их потомки (речь идет о потомках первых американских поселенцев на Миссисипи. — Г. Б.) также сажали хлопок в долине и сеяли кукурузу по скатам холмов и на тех же холмах, в укромных пещерах, гнали из кукурузы виски и пили его, а излишки продавали. Федеральные чиновники приезжали сюда, но уже не возвращались. Кое-что из вещей пропавшего — войлочную шляпу, сюртук черного сукна, пару городских ботинок, а то и пистолет — иногда видели потом на ребенке, на старике или женщине. Окружные чиновники и вовсе не тревожили этих людей, разве только по необходимости в те годы, когда предстояли выборы. У них были свои церкви и школы, они роднились друг, с другом, изменяли друг другу, и убивали друг друга, и сами себе были судьями и палачами. Они были протестантами, демократами и плодились, как кролики. Во всей округе не было ни одного негра-землевладельца, а чужие негры боялись и близко подойти к Французовой балке, когда стемнеет.

Билл Уорнер, нынешний хозяин усадьбы Старого Француза, был самым важным человеком в этих краях. Он имел больше всех земли, был школьным инспектором в одном округе, мировым судьей в другом и уполномоченным по выборам в обоих, а стало быть, от него исходили если не законы, то, по крайней мере, советы и внушения для его земляков. Судья Бенбоу из Джефферсона однажды сказал про него так: человек он с виду мягкий, но никто лучше его не умеет пустить мулу кровь или собрать больше голосов на выборах. Он владел почти всеми лучшими землями и держал закладные почти на все земли, которыми еще не владел. В самой деревне ему принадлежала лавка, хлопкоочистительная машина, мельница с крупорушкой, и считалось, мягко говоря, опрометчивостью, если кто по соседству делал покупки, или очищал хлопок, или молол зерно, или ковал лошадей и мулов где-нибудь в другом месте…»

Эти слова были написаны довольно давно. А время, к которому они относятся, и вовсе очень давнее, отдалённое от нынешнего не одним десятком лет…

В моем досье под надписью «Минитмеяы» хранится вырезка из газеты «Уорлд джорнэл трибюн»: «ООН находится в списке организации, которые минитмены подвергнут бомбардировке». Это заголовок. В заметке же говорилось вот что: «ООН значится одной из первых в списке организаций, которые будут подвергнуты бомбардировке правыми экстремистскими организациями. Это выяснилось в результате 10-месячного расследования, которое вели некоторые заинтересованные лица. Эти лица считают, что взрыв бомбы в ООН будет генеральной репетицией для более крупных террористических действий».

Приблизительно в то же время в одной из канзасских газет был напечатан отчет о процессе над неким уголовником, который оказался членом организации минитменов. Подсудимый среди прочего рассказал на суде и о том, что среди минитменов обсуждался план — не запустить ли цианид в вентиляционные системы здания ООН.

Среди делегатов ООН возникла тогда тревога. Однако У Тана посетили полицейский комиссар Нью-Йорка Говард Лири и главный инспектор полиции Стэфорд Гарелик, которые заверили Генерального секретаря ООН в том, что «нет никаких оснований считать, будто ООН числится у правых организаций одной из первых в списке объектов для взрыва, бомб». И насчет вентиляционной системы тоже заверили.

Время доказало, что полицейские чины были правы.

Цианид не проник в вентиляционную систему.

Никому не удалось взорвать бомбу в здании ООН. В этом смысле всё обстояло спокойно. Случилось другое: ООН обстреляли из миномета.

Да, да, из самого простого, банального миномета, который был по всем правилам минометной стрельбы установлен напротив здания, на восточном берегу Ист-Ривер. Мина, правда, не долетела. Наверное, в минитменовских школах учебная стрельба из минометов не была поставлена на должный уровень. Случился недолет. Конечно, в полевых условиях за ним последовал бы перелёт, так называемая вилка, а затем точное попадание в «стеклянный небоскреб на Ист-Ривер», как любят выражаться газетчики. Но согласитесь, что в условиях Нью-Йорка сего 29 тысячами полицейских, сотнями полицейских машин, снабженных радиопередатчиками, десятками полицейских катеров, ещё дважды стрелять было бы рискованно. Вместо этого минометчики скрылись.