Из днища аэроцикла выдвинулся молот, и ударил по радужному камню.

И вот уже на экране не видно ничего, кроме приятного, довольно яркого, но не режущего глаза, мерно пульсирующего радужного сияния.

Эван спросил:

— Как наше путешествие?

И уже компьютерный голос ответил:

— Все системы функционируют нормально. Скорость равняется скорости света — 300 тысяч километров в секунду. При такой скорости мы пролетаем через в среднем по 25 тысячам миров каждую секунду.

Аннэя вздохнула и произнесла:

— Всё же сложно в это поверить. 25 тысяч миров каждую секунду!.. Мне не мало довелось попутешествовать, но я и тысячи миров не посетила. Да что там — сотня едва ли наберётся. Да и то — столько впечатлений… А тут 25 тысяч. И уже столько секунд прошло. Вот одна… вторая… третья…

Эван посмотрел на приборы, и проговорил:

— Да, да. Совершенно верно, и вот приборы показывают, что за пределами этой радуги — по прежнему тьма.

— И никто из обитателей этих тысяч… милионнов миров не знает, что случилось с небесным светом.

— Никто не знает. Откуда? — пробурчал Эван.

— Их слишком много, таких разных. Ведь Ноктская наука не изучила и тысячной доли этих миров… Как думаешь, мы можем кого-нибудь раздавить?..

— Раздавить? — хмыкнул Эван, и вспомнил о том, как в первый раз увидел радужный камень.

Это было ещё при путешествии к скорлупе мирозданья. Тогда вокруг радужного камня собрались скелетообразные существа, и одно из этих существ било по камню молотом.

Конечно, подобные процессии могли собираться и на определённом (незначительном) проценте миров, к которым они теперь вынуждены были совершать прыжки.

— Может, и раздавим кого-нибудь. Может, и сами погибнем, — вздохнул Эван. — Такое путешествие сопровождено определённым риском. Но, довольно — пора в криогенную камеру.

— На два года?

— Ты же знаешь — на двадцать пять месяцев, шесть суток, восемнадцать часов, пятьдесят три секунды…

— Знаю… Ну, ладно, пошли.

Теперь аэроциклом управляла автоматика. Эван и Аннэя прошли в помещение, где располагались криогенные камеры. Прошли рядом с ними, глядя на побелевшие, словно из снега вылепленные лица участников экспедиции.

Они, недвижимые, насквозь промёрзшие, лежали за куполами из непробиваемого стекла, казались умершими, казалось — никакая сила не сможет их вернуть к жизни.

И Аннэя даже спросила:

— С ними всё нормально? Нам удастся их разбудить?

— Они будут разбужены автоматически, через двадцать пять месяцев. Датчики показывают, что заморозка прошла успешно — никаких отклонений…

Эван решительно прошёл к своей криогенной камере, снял верхнюю одежду, улёгся. Рядом с камерой стояла, вглядывалась в него Аннэя. Голос её был молящим:

— Эван, пожалуйста, поговори ещё немного со мной.

— Нет, Аннэя, довольно. Такие разговоры только растравляют душу. Поговорим мы с тобой через два года. Точнее через секунду…

— Вот секунда прошла! Не уходи, не засыпай, не оставляй одну…

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю — два года промелькнут для тебя в одну секунду, когда ты будешь заморожена.

— Мне страшно. Мне кажется, я уйду в темноту, в небытие, и никогда-никогда больше ничего не увижу, ничего не почувствую…

— Всё это глупости, Аннэя. Ведь ты проходила тесты на Нокте; было выявлено, что ты годишься для этой экспедиции.

— Без твоего слова, не взяли бы они меня. Я здесь лишняя… Но всё же я не жалею, я ведь к Дэклу лечу… Пожалуйста, хотя бы несколько минуток поговори со мной…

— Всё, довольно! — уже раздражённо проговорил Дэкл, и обратился к компьютеру. — Камеру N20 — на заморозку.

Криогенная камера N20 — была его камерой, камера N19, которая пока что пустовала — камерой Аннэи. Компьютер ответил:

— Команда принята. Заморозка произойдёт через тридцать секунд.

Плавно опустился защитый, прозрачный купол. Эван лежал, и не двигался, смотрел на Аннэю, которая осталась с другой стороны этого непробиваемого купола. Глаза девушки были полны слёз, губы её дрожали.

Потом Эван перестал что-либо видеть и чувствовать.

Апрача никогда никто не называл умным человеком. За всё время своей жизни на Бадже он не прочитал ни одной книги, и даже чтение «жёлтой» Ноктской прессы было для него слишком заумным занятием. Апрач предпочитал развлекательные передачи, и фильмы…