— Исаев! — Виктор Николаевич назвал Петькину фамилию машинально, просто потому, что он в этот момент думал о нем.

Петька поднимается за партой — оскорбленный и торжествующий:

— Чего «Исаев»? — в голосе его вызов. Но учитель не принимает вызова.

— Извини. Я оговорился. Аленов, повтори, что я объяснил.

Юрка вскакивает. С колен его сползает и плюхается на пол тетрадь.

— Вы объясняли… Вы объясняли, что вы оговорились!

Класс — в восторге. Класс корчится от смеха. Смеются откровенно и щедро — вовсе не потому, что так уж смешно. Просто есть повод посмеяться. Даже учитель старается подавить улыбку: губы его дрожат, глаза становятся круглыми и веселыми. Ведь сегодня — последний день занятий.

— Что там у тебя, Аленов, под партой? Давай сюда.

— У меня? Ничего нет. — Юрка подвигает ногой тетрадь поближе к Димке.

— Полуянов, подними и дай мне.

Димка в нерешительности смотрит то на учителя, то на Юрку. Наконец он делает выбор и протягивает руку под парту.

— Виктор Николаевич… — Юрка почти умоляет. — Вы поймите!.. Это нельзя показывать. Никому! Честное слово!

— Что там у тебя?

— Тетрадь.

— Хорошо, — говорит учитель, — я не буду читать твою тетрадь. Но пусть до звонка она полежит у меня на столе.

Нет, Юрка не хочет! Он боится. Взрослые слишком благоразумны и рассудительны. Они понимают много и вместе с тем мало. То, что ты строил всю жизнь, они могут разрушить одной улыбкой или одним словом. Нет, Юрка не хочет!

А Димка уже тянет руку… Тогда Петька, нырнув под парту, хватает тетрадь и прячет ее в карман. Учитель так и не разглядел ничего: мелькнуло голубое и скрылось.

— Исаев, дай сюда.

— Я не отдам.

— Почему?

— Это не мое.

— Исаев… — учитель говорит спокойно, но уже не улыбается. — Слушай, Исаев. Вас тридцать человек в классе… Если меня не будет слушаться один, то не будут и остальные. Мне просто не справиться одному. Ты Должен отдать тетрадь.

— А вы… когда учились в школе… вы бы отдали?

— Я бы отдал. И ты должен отдать.

— Нет.

— Почему?

— Это не мое.

По классу прокатывается сдержанный смешок. Учитель краснеет.

— Исаев, выйди из класса.

— За что?

— Выйди, или уйду я!

«…или уйду я!» — эти слова безотказно действуют даже на самых строптивых. Но не на Исаева.

— А за что?!

Притихший класс испуганно и почтительно смотрит на Петьку.

— Если ты сейчас же не выйдешь, — медленно говорит учитель, — то я буду требовать исключения.

Теперь уже и Петька понимает, что перегнул. Но подчиниться просто так тоже невозможно… Поэтому он выходит из-за парты, направляется к двери, но на пороге задерживается.

— Я вам ничего не сделал, вы не имеете права кричать, — говорит он, хотя Виктор Николаевич вовсе не кричал. Наоборот, голос учителя неестественно спокоен.

Петька закрывает дверь, и учитель слышит, как он, удаляясь, нарочито громко стучит каблуками по полу.

— Полуянов, пожалуйста, догони Исаева, скажи ему, чтобы он после урока пришел в кабинет директора.

Димка вылетает из класса. Остальные настороженно следят за учителем: что же теперь будет? Ничего. Только рука Виктора Николаевича, протянутая к доске, чуть дрожит: линия, которая должна быть прямой, получается криво. Виктор Николаевич стирает ее, снова чертит, опять стирает. Наконец все в порядке.

— Итак, мы говорили о том, что на каждого человека давит столб воздуха весом более десяти тысяч килограммов. Почему же его не расплющивает такое давление?..

После урока Виктор Николаевич и Петька идут к директору. Петька шагает сзади — руки за спиной, — как арестант. Виктор Николаевич немного остыл и уже жалеет, что не постарался справиться сам. Получается, будто он совсем беспомощен. Но слово сказано.

— Можно к вам, Платон Яковлевич?

— Угу… — говорит директор, не отрываясь от бумаг, но, заметив Петьку, добавляет: — Входите, пожалуйста, Виктор Николаевич.

Учитель не знает, с чего начать разговор. Жаловаться на Исаева? Рассказать о встрече на берегу? О том, что они давно уже почти враги — он и мальчишка? Нелепо!.. И учитель говорит:

— Платон Яковлевич, Исаев сегодня сорвал урок… Я не знаю, что с ним делать.

— Опять Исаев! — мохнатые брови директора ползут вверх, изгибаются, как гусеницы. — Что же, Исаев, выгнать тебя в конце учебного года?

— Я ничего не сделал, — глухо отвечает Петька.

— А все-таки?..

— Я не отдал ему тетрадь.

— Кому это «ему»? — повышает голос директор.

— Учителю.

— У учителя есть имя!

Петька молчит.