– Что? Опять буянил? – вкрадчивым голосом спросил он.

– А то нет? – с упреком, бросила жена.

– Иришка, прости своего непутевого, – муж подсел к жене и опустил голову ей на плечо.

– Ладно уж, – снисходительно улыбнулась мать.

– Кушать будешь?

Леонид утвердительно кивнул.

– Ты у меня хорошая, добрая, ласковая – лучшая женщина на свете, только досталась шалопаю, – виновато бормотал он.

– Кончай подхалимничать, – прервала его излияния жена, но по тому, как она взъерошила волосы мужа, нежно перебирая их пальцами, было заметно, что ласковые слова пришлись ей по душе. – Пошли на кухню, – она поднялась с дивана.

Леонид хлебал разогретый суп и морщился.

– Что, не вкусно? – забеспокоилась жена.

– Очень вкусно, – торопливо ответил муж. – Только… – он бросил на Ирину виноватый взгляд.

– Что только? Начал, так договаривай.

– Голова раскалывается, наверно перепил, – муж преданно уставился на жену. – Дай на бутылку.

– Опять начинается? – Ирина обиделась и отвернулась.

– Последний раз. Клянусь, – затараторил Леонид.

– Ну хочешь на колени перед тобой встану?

– Даже и не уговаривай, сам знаешь, как нам теперь нужны деньги, – опять испортилось настроение у жены.

– Ириш, но войди в мое положение. Сердце того и гляди выскочит, – Леонид приложил руку к левой стороне груди и продолжал упрашивать. – А ну, как совсем остановится? – он скорчил гримасу, подтверждающую его мучения.

– Хорошо, – не выдержала и смягчилась Ирина.

– На бутылку не дам, но рюмку налью.

– У тебя есть? – обрадовался муж.

– Есть. Сереженьке на растирание берегу, – жена три раза сплюнула через левое плечо. – Не дай Бог – простынет, беды не оберешься, – она открыла шкаф, раздвинула на полке банки, пакеты, кульки и откуда-то из глубины извлекла початую бутылку водки.

– Да здесь больше полбутылки, – обрадовался Леонид, потирая руки.

– Только одну рюмку, – грозно предупредила Ирина.

– Одну, одну, – поспешно согласился он, опасаясь, что жена передумает.

Ирина поставила пятидесятиграммовую граненую рюмку на стол и налила до краев.

– Обещай, что не будешь больше просить?

– Обещаю, обещаю.

У Леонида загорелись глаза, он поднял рюмку, выдохнул воздух из легких и одним глотком выпил. Затем крякнул, отломил маленький кусочек хлеба и понюхал.

– Закусывай, горюшко ты мое, – посоветовала жена, убирая бутылку на место.

– Спасибо, я уже наелся, – изобразил улыбку муж, чувствуя, как по жилам растекается эликсир. – Лучше покурю, – он привычным движением вставил в рот папиросу, прикурил и с наслаждением затянулся, выпуская дым через ноздри. – Хорошо!

– Кури, а я пойду Сережу уложу, уже десятый час, – сказала Ирина, собираясь уходить.

– Ты его в спальне укладывай, а мы с тобой телевизор посмотрим, – поддержал Леонид. – Я потом его перенесу, все равно Алексей допоздна загуливается со своей Светкой.

– А вспомни, как мы на скамейке просиживали до рассвета, – жена мечтательно закатила глаза, держась за дверную ручку. – У нашего мальчика любовь. Совсем взрослый становится.

– Какая может быть любовь в четырнадцать лет, – отмахнулся Леонид, делая глубокую затяжку.

– Мы ненамного были старше, к тому же, теперь все акселераты, – сказала Ирина, открывая дверь.

– Перед отцом нос задирать, да руку поднимать на родителя – вот его акселерация, – пробубнил Леонид, оставшись на кухне один.

Он докурил и затушил папиросу в жестянке из-под консервов. Затем на цыпочках подкрался к двери и прислушался. До него долетел негромкий голос жены, которая пела колыбельную в дальней комнате. Леонид удовлетворенно кивнул и направился к шкафу. Он подсмотрел, куда жена прячет бутылку…

Мать пела убаюкивающую песенку, думала о своем. Она вспоминала юные годы, когда Леня ухаживал за ней и дарил полевые цветы. Как он каждый раз, преподнося их, признавался в искренней, вечной любви. Они мечтали о счастливой, совместной жизни, мечтали иметь много детей и вести свое хозяйство, отдельно от родителей. Отец у Лени пил по-страшному, уносил из дома последние вещи и до полусмерти избивал жену. А Леонид вел активную борьбу с отцовскими загулами и всегда вступался за мать. Он ненавидел водку и проклинал тех, кто ее придумал, говорил, что его воротит от одного вида бутылки и тошнит от запаха. Кто бы мог тогда подумать, что он сам станет горьким пьяницей. Да, видно, яблоко от яблони недалеко падает. Ирина прислушалась к сладкому посапыванию малыша, прерывая воспоминания. Ребенок спал глубоким, безмятежным сном и чему-то улыбался.

– Крошка моя ненаглядная, – мать невольно повторила улыбку сына, поцеловала его и поднялась.

Ирина вышла на кухню позвать мужа и ахнула: на столе стояла пустая бутылка, а Леонид уткнулся носом в тарелку с недоеденным супом – развезло на старых дрожжах от выпитого. В руке у него, между пальцами, дымилась недокуренная папироса.

– Ирод проклятый, обещал ведь, – Ирина забрала у мужа окурок и затушила его.

Потревоженный Леонид что-то промычал, булькая в тарелке. А обозленная Ирина Анатольевна, за волосы, вытащила его голову из тарелки и принялась вытирать лицо влажной кухонной тряпкой.