— Она не стала бы делать это нарочно, — бормочет он. Это, скорее, молитва, чем утверждение. Добровольно покалечить себя в момент ухода, зачем? Чтобы походить на его Талиту? Нет. Ведь она даже не знала об этом!

— Так ты не говорил ей?

«Что она и есть моя Талита. Что она будет моей Талитой. Что она была…»

— Нет.

Тенаден замолкает. Эгон догадывается, почему он ничего не рассказал Меланэ: он не был уверен, что она должна стать его Талитой. Но почему тогда, много лет назад, Талита так настоятельно подчеркивала: «Это случилось перед моим первым Путешествием»? И такое странное молчание после этих слов, такая странная улыбка…

Меланэ знала, каким он был тогда. И она оставила ему этот знак много лет назад. Чтобы он помнил. Чтобы он когда-нибудь понял.

Что она простила его. Что она нашла покой.

«Я вернусь». Это она сказала ему в последний момент, когда уже находилась в сфере. Может быть, это не было сделано преднамеренно? Может быть, она хотела дать ему причину, чтобы он не ушел, чтобы стал тем Эгоном, которого она любила, когда была Меланэ (когда станет…). Эгона, который помог ей стать взрослой, даже несмотря на это раздирающее душу непонимание в последние проведенные вместе минуты.

«Я вернусь». И ложь, и правда одновременно: ведь она уже возвращалась. Но она знала, что он не поймет это, пока не встретит Меланэ.

— Вернулась до того, как ушла, — пробормотал он в шоке.

Тенаден сцепил руки за спиной и произнес с задумчивым видом:

— Ничто не запрещает этого, даже если исходить из того, что мы знаем о временных аспектах Путешествия. Если желание достаточно сильное, почему бы и нет?

Желание. Конечно, именно оно является движущей силой Путешествия, но можно ли считать это объяснение достаточным? Почему Меланэ не вернулась раньше, когда ему тоже было тридцать шесть лет? Или она могла бы застать его еще более молодым, ближе к ней по возрасту? Он пытается вспомнить их первую встречу. Знала ли она уже в этот момент? Похоже, что нет, но можно ли быть уверенным? Возможно, она постепенно поняла, каким Эгоном он был, и не хотела вновь застать его таким. Впрочем, она сказала тогда: «Я еще не умею контролировать Путешествие» — и с какой улыбкой! Он помнит ее и теперь может понять эту улыбку…

Но, в конце концов, она вернулась именно в этот момент. В момент, когда могла лучше понять его, могла помочь юному Эгону найти свой путь в жизни вдали от городка, в котором его дед и его отец провели всю свою жизнь в полусне. В момент, когда она смогла с наибольшим успехом быть для него тем, чем он стал для нее. Сказать ему сквозь время, что он не потерпел неудачу с Меланэ. Что его нежность к этой девушке, даже если она и казалась ему недостаточной, все равно не была напрасной. Что после встречи с ним как она, так и он продолжали расти. Что они наконец поняли друг друга и воссоединились, оставаясь каждый в своем времени.

Эгон медленно идет по дорожкам сада рядом с Тенаденом. Ему придется так много пересмотреть, так много узнать заново… Но пока он довольствуется этим сокровищем: Талита вернулась. Неторопливая машина времени совершила свой парадоксальный оборот. Ему больше нечего ждать, у него все позади. И у него все впереди.

Перевел с французского Игорь Найденков

В этом номере мы впервые познакомили российских читателей с творчеством популярной канадской писательницы, лидера «Квебекской волны» Э. Вонарбур. Творчество англоязычных канадских авторов «Если» представлял неоднократно. А вот франкоязычная (квебекская) НФ Канады — явление совершенно незнакомое российским любителям фантастики. Минский переводчик и критик попытается восполнить этот пробел.

Становление, развитие и интенсивный рост популярности научной фантастики в Канаде, как и во многих других странах, был обусловлен процессом превращения достаточно патриархального, преимущественно земледельческого общества в общество индустриальное (а затем и постиндустриальное). Этот процесс в Канаде начался после первой мировой войны и стал особенно заметен, начиная с середины XX века.

Но ведь что-то было в канадской фантастике и до этого? Да, конечно, хотя ее корни не столь древние, как у европейской НФ.

Первое литературное произведение, которое с некоторой натяжкой можно отнести к НФ, появилось в 1839 году, когда Наполеон Обэн опубликовал несколькими журнальными выпусками фантастическую историю «Мое путешествие на Луну», явно инспирированную произведениями Вольтера и Сирано де Бержерака. Автор повествует о своем удивительном космическом вояже к нашему ночному светилу и описывает встречу с зеленокожими обитателями Луны. История осталась незавершенной, и читатель так и не узнал, какая философская подоплека должна была, по традиции тех лет, ожидать его в финале.

В общем, необходимо признать, что собственной НФ-ческие литературы в Канаде в XIX веке не наблюдалось, не было и интересующейся этой литературой публики. На вкусы канадских читателей не повлияли даже много численные издания романов Жюля Верна. Основная оказались масса населения франкоязычного Квебека жила в те годы в сельской местности, и прагматичных канадцев не интересовали малопонятные выдумки заморского сочинителя.

Первый на все сто процентов научно-фантастический роман канадского писателя появился только в 1895 году. Его автор, фанатично религиозный католик Жюль-Поль Тардивель, написал классический роман-утопию, блестяще проиллюстрировавший характерные для политической жизни тогдашнего Квебека ультранационалистические идеи. Заметим, что националистические и религиозные тенденции в канадской НФ оказались весьма живучи; за последующие десятилетия в стране было опубликовано немало произведений этого же толка; одним из последних, как с облегчением сообщает в своей статье известный канадский фантаст Жан-Луи Трюдель, стал вышедший в 1953 году роман Армана Гренье «Возделывающий хаммаду».