Арнольдов, смеясь, выключил компьютер.

— Ну, положим, у нас эти данные тоже не из воздуха появились, — сказал он. — А если вам у нас так нравится — милости просим. Такие люди всегда нужны.

Условились, что, как только Арнольдов соберет интересующую информацию, сразу позвонит Нежину домой. Он проводил их до выхода.

…На обратном пути Каменев попросил остановить машину возле кафетерия.

— Знаешь, почему провалилась эта сраная перестройка? — ни с того ни с сего спросил он Нежина. — Потому что сложный эволюционный процесс, рассчитанный как минимум на семьдесят лет, решили провернуть за «500 дней». Так и человек. Если резко бросает пить — теряет чувство юмора и социальной справедливости.

— Да понял я, Саня, понял, к чему ты клонишь. Ладно, иди, остограмься, я подожду.

Нежин изучил повадки старого опера, как свои собственные пять пальцев. Неожиданно возникшее желание выпить означало, что он учуял след. И действительно, через три минуты Каменев вышел из кафетерия бодрым и порозовевшим.

— Где же этот чудило, — задал он риторический вопрос. — Опять выходит на космические масштабы?

— По-другому не работает, — усмехнулся Нежин.

— Вот паразит-одиночка!.. Ну, ничего, я его разыщу. В конце концов, кто из нас старый опер — я или он?..

Вернувшись домой, Каменев набрал коммутатор на Петровке.

— Алло!.. С кем имею?.. Это ты, Галочка?.. А кто же еще, моя хорошая!.. Конечно, я. Как наша связь, без брака?.. Ну, молодчина! Надо бы повидаться, устроить «междусобойчик», по рюмочке чаю выпить… Хорошая идея, говоришь?.. Ну так а я о чем! Слушай, Галочка, возьми-ка ты мой номерочек на контроль. Не затруднит?.. Да, хулиганы одолели. Призывают, понимаешь, на штурм Кремля. А это, оказывается, противозаконно… Вот, спасибо, красавица… Ага, прямо сейчас и возьми… Ничего, что подслушаешь, у меня от тебя секретов нет. Целую нежно. Всегда твой Александр Каменев.

Он скинул куртку, посмотрел на себя в зеркало. Чувствуя прилив сил и бодрое расположение духа, решил сделать приятное жене — побриться.

— Кто из нас старый опер? — спросил он, включив электробритву и глядя на свое отражение. — Я или ты?

Когда Аракелов постучал в номер, Светлана еще спала. Не здороваясь, он положил пакет на стол, отсчитал сто тысяч.

— Никуда не высовывайся, — сказал он недовольно. — Завтрак в пакете, обед закажешь в номер.

Она сидела на кровати и раскачивалась из стороны в сторону в какой-то прострации.

— Может быть, он хотел отбить меня у Язона? — предположила она неуверенно.

— Что? Отбить?! Он убить тебя хотел, дура! Убить!

Она замерла, уставилась в одну точку на полу.

— Что им известно обо мне? — резко спросил Аракелов. — Правду говори! Я должен знать.

— Адрес. Барракуда ехал за тобой до самого дома.

— Какая у него машина?

— Белый «мерседес» Язона. Но после вчерашней перестрелки они на нем не поедут. Барракуда может быть на синем «джипе».

— Кто охраняет Севостьянова?

— Не знаю,

— Если Чалый и этот Рэмбо убиты, он мог остаться без охраны?

— Не знаю.

— Закрой за мной, — Аракелов направился к двери. — Ни куда не выходи и не вздумай напиться. Здесь тебя не найдут, я предупрежу своих людей внизу.

— Мне вес равно, — сказала она с неподдельным безразличием и, не дожидаясь его реакции на эти слова, дважды провернула в замке ключ. Потом сняла трубку: — Гарсон! Бутылку коньяку в 345-й!

Насчет «своих людей внизу» Эдик, возможно, «брал на понт»…

Он заехал на Лубянку, оставил «ауди» в гараже и взял оперативную «волгу». Если эта сука рассказала о нем Пименову (а в том, что это именно так и было, он почти не сомневался), действовать предстояло, не мешкая. Новый закон о контрразведке предоставлял право не называть источник информации о готовящемся преступлении. Это было кстати. На всякий случай Аракелов письменно изложил все, что ему было известно о «Руне» со слов Светланы и могло стать поводом для официальной проверки. Затем изъял из досье Севостьянона его давнее письменное обязательство о сотрудничестве с КГБ и оставил эти документы в сейфе. Предупредил своих парней из отдела охраны, с которыми они не раз наведывались к зарвавшимся бизнесменам. На каждого из последних было заведено досье, прижимавшее их если не к «стенке», то к долгосрочному тюрзаку. Механика была несложной: согрешившим предлагалось выкупить досье за сумму в твердой валюте — не больше, чем стоят десять лет пребывания на свободе. Никакого насилия — контрразведка не рэкет, а крепкие парни нужны были лишь на тот случай, если охранники облагаемого «налогом» бизнесмена вздумают открыть огонь первыми. Отказ платить мог повлечь за собой заведение уголовного дела в соответствии с законодательством, но за все годы его «промысла» такое случилось лишь однажды, когда вместо того, чтобы выкупить досье и тем самым раз и навсегда избавиться от неприятностей, миллионер из нефтепрома пустил себе пулю в лоб.

Аракелов подъехал с тыльной стороны дома на Хорошевской, оставил «волгу» во дворе, нашел нужный подъезд и быстро поднялся по лестнице. Навинтив глушитель на ствол семизарядного «кольта», поставил предохранитель в положение, предотвращающее случайный выстрел, и, опустив пистолет в карман длиннополого кожаного пальто, позвонил в 31-ю квартиру.

Дверь отворил какой-то толстомордый пацан с голубыми глазами и вьющимися кудрями.

— Кого? — спросил он вызывающе, жуя жвачку.