— Ты полагал, что я мог бы убить собаку за то, что сделал ты?

— Я знал только, что он исчез. Я не мог придумать ничего другого. Я считал, что ты сделал это мне в наказание.

Он долго стоял неподвижно. Когда он снова посмотрел на меня, лицо его исказилось.

— Как же ты, должно быть, ненавидел меня!

— И боялся.

— Все эти годы? И ты никогда не узнал меня лучше, ни разу не подумал: «Он не мог так поступить»?

Я медленно покачал головой.

— О Фитц, — сказал он печально. Одна из лошадей подошла и ткнулась носом в его плечо. Баррич рассеянно погладил ее. — Я думал, что ты упрямый и замкнутый. Ты считал, что с тобой поступили жестоко. Неудивительно, что у нас не сложились отношения.

— Это можно исправить, — предложил я тихо. — Знаешь, я скучал без тебя. Очень скучал, несмотря на все наши разногласия.

Он задумался, и мгновение или два мне казалось, что он улыбнется, хлопнет меня по плечу и велит пойти и привести остальных лошадей. Но лицо его окаменело, а потом стало непреклонным.

— И несмотря на все, это тебя не остановило. Ты считал, что я мог убить любое животное, на котором ты использовал Дар. Но это не остановило тебя.

— Я это вижу иначе… — начал я, но он покачал головой.

— Нам лучше расстаться, мальчик. Лучше для нас обоих. Нельзя говорить о каких-то недомолвках, если никакого понимания нет вовсе. Я никогда не смогу одобрить то, что ты делаешь, или забыть об этом. Никогда. Приходи ко мне, когда сможешь сказать, что больше ты не будешь этого делать. Я поверю твоему слову, потому что ты никогда не нарушал обещания, данного мне. Но пока нам лучше расстаться.

Он оставил меня у выгона и пошел назад, за другими лошадьми. Я долго стоял, чувствуя себя больным и усталым, и не только от яда Кетриккен. Но я вернулся во дворец, и ходил там, и разговаривал с людьми, и ел, и даже молча выдерживал издевательские торжествующие улыбки Коба.

Этот день казался длиннее любых двух из моего предыдущего опыта. Если бы не мой горящий желудок, я бы счел его волнующим и захватывающим. Весь день и ранний вечер были отданы состязаниям в стрельбе из лука, борьбе и беге. Молодые и старые, мужчины и женщины участвовали в этих соревнованиях, и оказалось, что, по поверьям горцев, выигравшего в подобной борьбе в таком торжественном случае целый год не оставит удача. Потом снова была еда, затем пение, выступление танцоров и нечто вроде кукольного представления, только разыгранное не куклами, а тенями на шелковом экране. К тому времени, как люди начали расходиться, я был более чем готов ко сну. Было огромным облегчением задернуть занавеску своей комнаты и наконец остаться одному. Я как раз стягивал с себя раздражавшую меня рубашку и думал о том, какой это был странный день, когда раздался стук в дверь. Прежде чем я успел ответить, Северенс отодвинул занавеску и вошел.

— Регал требует, чтобы ты пришел, — сказал он.

— Сейчас? — спросил я удивленно.

— Иначе зачем бы он меня прислал? — ответствовал Северенс.

Я устало натянул рубашку и вслед за ним вышел из комнаты. Комнаты Регала были на верхнем этаже дворца. На самом деле это был не второй этаж, а деревянная терраса, пристроенная у внутренней стены большого зала. Стены заменяли занавеси, и еще было что-то вроде балкона, с которого можно посмотреть вниз, прежде чем спускаться. Эти комнаты были богаче украшены. Что-то было сделано чьюрда — яркие птицы на шелковых занавесях и янтарные статуэтки. Но большая часть гобеленов, статуй и занавесей показались мне вещами, которые Регал захотел иметь для собственного удовольствия и комфорта. Я ждал в передней, пока он принимал ванну. К тому времени, когда он выскочил ко мне в одной ночной рубашке, все, на что я был способен, это держать глаза открытыми.

— Ну? — спросил он меня.

Я тупо посмотрел на него.

— Вы меня вызвали, — напомнил я.

— Да. Вызвал. Я хотел бы знать, почему это оказалось необходимым. Я думал, что тебя хоть чему-то научили. Сколько еще ты собираешься ждать, прежде чем доложишь мне?

Я не мог придумать никакого ответа. У меня и в мыслях не было докладывать Регалу. Шрюду или Чейду, разумеется, и Верити. Но Регалу?

— Я должен напоминать тебе о твоих обязанностях? Докладывай.

Я быстро собрался с мыслями.

— Вы хотели бы услышать обзор чьюрда как народа? Или информацию о травах, которые они выращивают? Или…

— Я хочу знать, как ты собираешься выполнять свое… поручение? Ты уже сделал что-нибудь? Ты составил план? Когда мы можем ждать результатов и каких? Я совершенно не хочу, чтобы принц рухнул мертвым к моим ногам, когда я буду не готов к этому.

Я едва мог поверить тому, что услышал. Шрюд никогда не говорил так открыто о моей работе. Даже когда он был уверен, что мы говорим без свидетелей, он ходил кругами, танцевал и предоставлял мне сделать собственные выводы. Я видел, как Северенс вошел в другую комнату, но не имел ни малейшего представления, где этот человек сейчас и насколько хорошо он может нас слышать. А Регал говорил так, словно мы обсуждали, как подковать лошадь.

— Ты наглец или дурак? — рявкнул Регал.

— Ни то ни другое, — ответил я насколько мог вежливо. — Я осторожен. Мой принц, — добавил я в надежде придать разговору более официальный характер.

— Ты глуп, а не осторожен. Я доверяю своему камердинеру, а больше здесь никого нет. Так что докладывай. Мой бастард-убийца. — Он произнес последние слова с сарказмом, как будто считал их остроумными.

Я набрал в грудь воздуха и напомнил себе, что я человек короля. И в этот момент на этом месте я был настолько близок к королю, насколько это было возможно. Я тщательно выбирал слова.