Я молчал, раздумывая.

Он вынул иглу из моей губы, брат. Я думаю, мы можем доверять ему. Пойдем со мной. Теперь. Сегодня.

Три вещи лежали в моей руке. Лист. Игла. Пилюля. Я снова завернул пилюлю в лист и скрепил его иглой.

Я не понимаю, чего он от меня хочет,пожаловался я.

Ляг и лежи неподвижно. Останови себя и иди со мной, у меня внутри.Последовала долгая пауза, во время которой Ночной Волк что-то обдумывал. Ешь то, что он дал тебе, только если придется. Только если ты не можешь прийти ко мне сам.

Я не понимаю, что он решил сделать. Но как и ты, я полагаю, что мы можем доверять ему.

Превозмогая страшную усталость, я заставил себя сесть и начал выщипывать шов у себя в рукаве. Когда потайной карман наконец раскрылся, я вытащил крошечный бумажный пакетик с порошком и сунул на его место обернутую в лист пилюлю. Карман я скрепил иглой. Потом посмотрел на бумажный пакет в моей ладони. Что-то забрезжило в моей голове, но я отказался сосредоточиваться на этом. Я держал яд в руке. Потом закутался в плащ Браунди и медленно лег на скамейку. Я знал, что должен бодрствовать на случай, если придет Уилл. Я потерял всякую надежду и слишком устал.

Я с тобой, Ночной Волк.

Мы бежали по хрустящему белому снегу в ночной мир волка.

Главный конюший Баррич был известен как человек, исключительно хорошо умеющий обращаться с лошадьми, отличный псарь и сокольничий. Искусство, с которым он обходился с животными, стало легендарным даже при его жизни. Он начал свою службу обычным солдатом. Говорят, что он вышел из народа, осевшего в Шоксе. Некоторые утверждают, что его бабушка была из рабынь и выкупила себе свободу у своего хозяина из Удачного благодаря какой-то необычайной услуге. Когда Баррич был солдатом, его свирепость в бою привлекла к нему внимание молодого принца Чивэла. Рассказывают, что впервые Баррич предстал перед своим принцем для дисциплинарного взыскания в связи с дракой в таверне. Некоторое время он служил Чивэлу как соперник на тренировках с оружием, но принц обнаружил его дар обращения с животными и поручил ему солдатских лошадей. Вскоре Баррич начал ухаживать за собаками и ястребами Чивэла и постепенно стал надзирать за всеми конюшнями Оленьего замка. Его знания и опыт лекаря пригодились и для пользования овец и свиней, а также домашней птицы. Никто не превзошел его в понимании животных.

На охоте Баррич повредил ногу и оставался хромым до конца жизни. По-видимому, хромота смягчила его свирепый нрав, которым он славился в молодые годы. Как бы то ни было, справедливо также, что до конца своих дней он оставался человеком, которому немногие по своей воле отваживались встать поперек дороги. Его травяные настои прекратили мор овец в герцогстве Бернс, последовавший за годами кровавой чумы. Он спас стада от полного уничтожения и, кроме того, не допустил распространения эпидемии на животных герцогства Бакк.

Чистая ночь под сияющими звездами. Целое здоровое тело, легкими прыжками несущееся по снежному склону. За нами снег каскадами падал с кустов. Мы убивали, и мы ели. Голод был удовлетворен. Ночь была смелой, открытой и холодной. Никакая клетка не сдерживала нас, никакой человек не бил нас. Вместе мы вкушали полноту нашей свободы. Мы шли туда, где течение реки было таким быстрым, что она почти никогда не замерзала, и лакали ледяную воду. Ночной Волк отряхнулся и глубоко вздохнул.

Наступает утро.

Я знаю. Я не хочу об этом думать. Утро, когда кончатся сны и наступит реальность.

Ты должен пойти со мной.

Ночной Волк, я уже с тобой.

Нет, ты должен совсем уйти. Ты должен отпустить.

Это он говорил мне по меньшей мере уже двадцать раз. Я не мог ошибиться в его мыслях. Ею настойчивость была ясной, его целеустремленность изумляла меня. Это было не похоже на Ночного Волка — так твердо держаться за идею, которая не имела никакого отношения к еде. Это решили они с Барричем. Я должен пойти с ним.

Я не мог понять, чего он от меня хочет. Снова и снова я объяснял ему, что попал в западню, в клетку, так же как он некогда был заперт в зверинце. Мое сознание могло пойти с ним, по крайней мере на некоторое время, но я не могу пойти с ним так, как он настаивает. Но каждый раз он говорил, что понимает это, но я не понимаю его. И мы снова возвращались к началу.

Я почувствовал, что он пытается быть терпеливым.

Ты должен пойти со мной, сейчас. Насовсем. Прежде чем они придут тебя будить.

Я не могу. Мое тело заперто в клетке.

Оставь его! — сказал он свирепо. — Отпусти!

Что?

Оставь его, отпусти его, иди со мной.

Что ты хочешь сказать? Мне умереть? Съесть яд?

Только если придется. Но сделай это сейчас, быстро, пока они снова не стали бить тебя. Оставь его. Пойдем со мной. Оставь его. Ты делал это прежде. Помнишь?