Шрифт:
Это очень приятно,сказал я ему без особой нужды, потому что знал, что он чувствует, какое удовольствие я получаю.
Это, наверное, потому, что у тебя нет меха,подумав, сообщил он.
Залезай, я тебя вымою. Это выдерет твой зимний подшерсток,предложил я ему.
Ночной Волк с отвращением фыркнул:
Сойдет сам собой.
Что ж, тогда тебе незачем сидеть, смотреть на меня и скучать. Пойди поохоться.
Я бы пошел, но самка-вожак просила меня присмотреть за тобой, так что придется торчать тут.
Кетриккен?
Так вы ее называете.
Каким образом она попросила тебя?
Волк озадаченно поглядел на меня.
Как и ты. Она посмотрела на меня, и я понял, чего она хочет. Она беспокоится, что ты один.
Она знает, что ты слышишь ее? Она слышит тебя?
Почти, иногда.Он лег на траву и вытянулся. Может быть, когда твоя самка прогонит меня, я привяжусь к этой.
Не смешно.
Он не ответил, перевернулся и начал чесать спину. Мысли о Молли рождали напряженность между нами. Это была пропасть, к которой я не смел приближаться, а Ночной Волк настойчиво заглядывал в нее. Мне вдруг остро захотелось, чтобы мы стали, как прежде, единым целым, живущим только сегодняшним днем. Я откинулся назад, положив голову на берег и наполовину высунувшись из воды. Я закрыл глаза, не думая ни о чем.
Когда я снова открыл их, рядом стоял шут и смотрел на меня. Я вздрогнул, как и Ночной Волк, с рычанием вскочивший на ноги.
— Хорош сторож, — заметил я шуту.
У него нет запаха, и он ходит легче падающего снега, пожаловался волк.
— Он всегда с тобой, да? — спросил шут.
— Так или иначе, — согласился я и снова лег в воду.
Скоро придется вылезать. Приближался вечер. Воздух стал холоднее, но вода от этого казалась только более привлекательной. Через мгновение я посмотрел на шута. Он по-прежнему стоял на берегу.
— Что-то случилось? — спросил я.
Он сделал неопределенный жест, а потом неловко сел на берег.
— Я думал о твоей девушке-свечнице, — сказал он внезапно.
— Да? — тихо спросил я. — А я изо всех сил стараюсь не делать этого.
Шут обдумал мои слова.
— Если ты умрешь, что с ней будет?
Я перевернулся на живот и, опершись на локти, уставился на шута. Я почти ждал очередной издевки, но лицо его было серьезным.
— Баррич позаботится о ней, — сказал я тихо, — пока ей будет нужна помощь. Она самостоятельная женщина, шут. — Немного подумав, я добавил: — Она заботилась о себе многие годы… Шут, на самом деле я никогда не мог заботиться о ней. Я был близко, но она всегда стояла на собственных ногах.
Я чувствовал себя одновременно пристыженным и гордым, говоря это. Мне было стыдно, что я не принес ей почти ничего, кроме неприятностей, и одновременно я был горд тем, что такая женщина любила меня.
— Но ты хотел бы, чтобы я передал ей несколько слов от тебя?
Я медленно покачал головой:
— Она считает, что я умер. Они оба так считают. Если я умру на самом деле, пусть она лучше думает, что это случилось в подземелье Регала. Если она узнает, как все было в действительности, это только еще больше очернит меня в ее глазах. Как объяснить ей, почему я немедленно не пришел к ней? Нет. Если со мной что-то случится, я бы не хотел, чтобы ей рассказывали об этом.
Ощущение собственной беспомощности снова охватило меня. А если я останусь в живых и вернусь к ней? Это было еще хуже. Я попытался вообразить, как стою перед Молли и объясняю, что снова поставил интересы своего короля выше ее. Я крепко зажмурился при мысли об этом.
— И все же, когда это закончится, я хотел бы увидеть ее еще раз, — заметил шут.
— Ты? Я даже не знал, что вы знакомы.
Казалось, шута это немного смутило.
— Собственно, я хотел бы сделать это ради тебя. Чтобы убедиться, что у нее все хорошо.
Я был смущен и тронут.
— Не знаю, что и сказать.
— Тогда ничего и не говори. Скажи мне только, как я смогу найти ее, — улыбнулся он.
— Я и сам точно не знаю, — признался я. — Чейд знает. Если… если я не переживу того, что должен сделать, спроси у него. — Не к добру говорить о собственной смерти, и я добавил: — Но ведь мы оба знаем, что останемся в живых. Так предсказано, верно?
Он странно взглянул на меня:
— Кем?
Сердце мое упало.