Коб был темноволосым мальчуганом с псарни лет десяти от роду. Он только что удостоился похвалы за здоровый помет, полученный в отсутствие Баррича. Минуту назад он купался в одобрении хозяина, а теперь его улыбка исчезла, и он с сомнением посмотрел на меня. Некоторое время мы разглядывали друг друга. Баррич тем временем шествовал вдоль стойл, за ним семенили его подчиненные. Потом мальчик пожал плечами и слегка нагнулся, чтобы взглянуть мне прямо в лицо.

— Ты, значит, голодный, Фитц? Сейчас найдем тебе поесть, — сказал он тем же тоном, каким только что уговаривал щенят выйти на свет, чтобы Баррич смог их рассмотреть.

Я с облегчением кивнул, потому что он ждал от меня не больше, чем от своих щенят, и пошел за ним. Коб часто оглядывался, проверяя, поспеваю ли я за ним. Едва мы вышли из конюшни, как, виляя хвостом, прибежал Востронос — ему хотелось пойти с нами. Очевидная привязанность собаки подняла меня в глазах Коба, и он продолжал разговаривать с нами обоими короткими ободряющими фразами: мол, скоро уже мы сможем поесть, а теперь пошли… нет, не надо нюхать эту кошку… пошли, пошли, вот хорошие мальчики.

В конюшне царила суматоха, люди Верити ставили лошадей и вешали сбрую, а Баррич ко всему придирался и выговаривал за невыполненные во время его отсутствия распоряжения. Мимо нас мелькали люди, нагруженные самыми разнообразными поручениями: мальчик, который тащил на плече тяжеленный кусок бекона, стайка хихикающих девушек с огромными рассыпающимися охапками вереска и тростника в руках, мрачный старик с корзиной еще трепещущей рыбы, три молодые ряженые женщины, чьи голоса звенели так же весело, как колокольчики на их шутовских костюмах.

Вскоре мой нос сообщил мне, что мы приближаемся к кухне. Неразбериха вокруг нас нарастала до тех пор, пока мы не подошли к двери, у которой образовалась настоящая давка от входящих и выходящих людей. Коб остановился, мы со щенком последовали его примеру, и носы наши отчаянно заработали в сладостном предвкушении. Мальчик посмотрел на толпу в дверях и нахмурился.

— Там полно народа. Готовятся к сегодняшней приветственной трапезе в честь Верити и Регала. Все до одного собрались в Оленьем замке, когда прослышали, что Чивэл отрекся от престола. На Совет по этому поводу прибыли все герцоги, а кто не смог, прислал людей. Я слышал, что даже от чьюрда кто-то приехал. Они хотят убедиться, что все договоры остаются в силе теперь, когда Чивэл… — Он замолчал, внезапно смутившись. Потому ли, что говорил о моем отце, или потому, что обращался к щенку и шестилетке как к разумным созданиям, — я не знаю.

Коб огляделся, оценивая ситуацию.

— Подождите здесь, — сказал он нам наконец. — Я проберусь туда и вынесу вам что-нибудь. Вряд ли на меня наступят… или поймают. Давайте стойте здесь. — Он подкрепил команду решительным взмахом руки.

Я попятился к стене и сел там на корточках, в стороне от беспорядочной сутолоки, а Востронос послушно лег рядом со мной. Я одобрительно смотрел, как Коб подошел к двери и угрем проскользнул в кухню.

Когда он скрылся из виду, я стал разглядывать людей, что толклись у дверей кухни. В основном они были слугами или поварами, но встречались менестрели, торговцы и посыльные. С усталым любопытством я смотрел, как они приходят и уходят. Я уже слишком много повидал за день, чтобы это зрелище вызвало у меня по настоящему живой интерес. Едва ли не больше, чем о еде, я мечтал о спокойном уединенном местечке вдали от всей этой сумятицы. Я сидел на земле, прислонившись спиной к нагретой солнцем стене замка и уткнувшись лбом в колени, а Востронос приткнулся рядом.

Меня разбудил Востронос — его хвост-прутик хлестал по земле. Я поднял голову с колен и увидел перед собой пару высоких коричневых сапог. Глаза мои скользнули по грубым кожаным штанам и простой шерстяной рубашке к лицу человека с лохматой бородой и копной нечесаных волос. Мужчина, разглядывавший меня, держал на плече маленький бочонок.

— Незаконнорожденный, что ли?

Я слышал это слово достаточно часто и знал, что так называют меня, хотя и не понимал, конечно, всей полноты его значения. Лицо мужчины даже просветлело от любопытства.

— Хей, — громко сказал он, обращаясь уже не ко мне, а к входящим и выходящим людям, — тут этот незаконнорожденный, собственной персоной! Сыночек Чивэла. Здорово похож на него, верно? Кто твоя мать, парень?

К их чести, большинство прохожих продолжали входить и выходить, ограничиваясь любопытным взглядом в сторону сидящего у стены шестилетки. Но очевидно, вопрос человека с бочкой представлял огромный интерес, потому что немало голов повернулось ко мне, а несколько вывалившихся из кухни торговцев подошли поближе, чтобы услышать ответ.

Но ответа у меня не было. Мама была мама, и то, что я знал о ней, уже начинало стираться из памяти. Так что я ничего не ответил, а только молча смотрел на него.

— Эй! Ну а звать-то тебя как? — И, повернувшись, он с чувством обратился к публике: — Я слышал, его и звать-то никак. Никакого королевского имечка, чтобы делать его характер, и даже никакого другого, чтобы ругаться на него, — сообщил он. — Чего, правда это, парень? Имя-то у тебя есть?

Толпа зевак росла. У некоторых в глазах была жалость, но никто не вмешивался. Что-то из того, что я чувствовал, передалось Востроносу, который рухнул на бок, умоляюще выставляя напоказ животик и виляя хвостом. Это древний собачий знак: мол, я всего лишь щенок, сжальтесь, я не могу себя защитить. Если бы они были собаками, то обнюхали бы меня и отошли, но у людей нет такого врожденного благородства, поэтому, не дождавшись ответа, человек шагнул ко мне и повторил: