Мачеха приводит сиротку Марион в город и оставляет ее одну. Девочка становится служанкой в доме бакалейщика. В ту же ночь начинается цепь удивительных происшествий. Вскоре Марион встречает нищего студента, слышит его печальную историю и, в тщетной попытке помочь, попадает в тюрьму. Что-то будет с ней?
Действие повести развертывается в Париже в начале XV века — времени междоусобной войны и английской оккупации. Читатель узнает о быте и странных обычаях жителей средневекового города и познакомится с различными ремеслами, торговлей, законами и судопроизводством, просвещением и медициной того времени.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
начинается в 1414 году
Глава первая
МАРИОН ПРИХОДИТ В ПАРИЖ
В самом начале XV века была в Париже, а может быть, и сейчас есть короткая улица, которая в то время называлась улицей Повелительниц. Парижские хозяйки приходили сюда нанять служанку, чтобы было им кем повелевать и тем самым сразу избавить себя от грязной или утомительной работы. Чтобы не ошибиться в своем выборе, они обращались за советом к посреднику, а уж тот все знал: и откуда служанка, и есть ли у нее знакомые в городе, и в каких домах она служила, и нет ли у нее где-нибудь комнаты, которую она, быть может, сдает каким-нибудь подозрительным личностям.
Вдоль всей улицы служанки стояли, прислонившись к стенам домов, или сидели на мостовой, подложив под себя связки соломы. Но в это июльское утро, когда начинается наш рассказ, была там одна девочка лет двенадцати, которая не смела прислониться к стене, чтобы не запачкать чистое холщовое платьице, и не могла сесть, потому что у нее не было соломы, а мостовая была очень грязная.
Девочка — ее звали Марион — стояла, выпрямившись во весь рост, двумя руками прижимая к груди маленький узелок, и терпеливым взглядом провожала проходивших мимо нее хозяек.
Еще накануне Марион не знала, что ее ждет. Как всегда, под вечер сели ужинать, и мачеха поставила на стол горшок с вареной капустой. Все четверо ее детей, толпясь, опустили в горшок свои ложки. Марион тоже зачерпнула капусту и вдруг заметила, что мачеха пристально смотрит на нее. Тогда, покраснев и испугавшись, что не слишком ли пожадничала, захватив так много, она положила ложку на стол и прошептала:
Мне что-то не хочется есть.
Ешь, ешь, — сказала мачеха. — Надеюсь, всем хватит.
И Марион поела немножко.
Когда дети легли спать, мачеха заговорила:
— Ты не обижайся, моя милая, за то, что мне приходится сказать тебе, а пришло нам время расстаться. Ты сама знаешь, как трудно нам живется с той поры, как умер твой отец. А ведь я должна вырастить четырех моих детей. Ах, Марион, ты хорошая девочка, и я тебя люблю, будто сама тебя родила, но ты ведь видишь, еды не хватает.
И тут она шмыгнула носом и поднесла подол рубашки к глазам и начала тереть их.
Марион очень испугалась и воскликнула:
— Пожалуйста, не плачьте! Я сделаю все, что вы прикажете.
Мачеха вздохнула и заговорила:
Думала я и так и этак и надумала, что отведу я тебя в город, а там ты поступишь служанкой к доб рым людям и будешь сыта и одета. Ведь ты уже большая девочка и можешь сама заработать себе на жизнь, а не объедать моих сироток. Уж так я тебя люблю, будто ты мне родная, да ничего не поделаешь.
А когда же мне уходить? — тихо спросила Марион.
Уж раз решено, так нечего откладывать, — ответила мачеха и стала собирать ее узелок.
Вот она достала зимнее платье Марион из некрашеной грубой шерсти, но такое теплое. Она встряхнула его, посмотрела и сказала:
— Сейчас лето, и это платье тебе не скоро понадобится, а моей Жаннете оно к зиме будет в самый раз, — и отложила платье в сторону. — И вторые обмотки тебе тоже не нужны. В городе ноги не обматывают холстом, а шьют суконные чулки. И уж будешь там ходить по-городскому.
Так одну за другой она отложила все одежки Марион, а было их совсем немного, и, наконец, повертев во все стороны старое платье, из которого Марион давно выросла, сказала:
— Это платье будешь надевать на работу, а чистое береги к праздникам. Пусть твоя хозяйка видит, что ты из хорошего дома, где соблюдают порядок и приличия.
Это платье она завязала в узелок, отдала Марион и велела ей идти спать, выспаться перед дорогой.
Было еще совсем темно, когда мачеха разбудила ее и сказала:
— Вставай, поторапливайся, успеть бы в город пораньше. А уж завтракать мы не будем. В городе тебя твоя хозяйка тотчас накормит, да еще получше, чем здесь. А я уж потерплю — поем, когда вернусь домой.
Совсем сонная, глаза еще слипались, Марион вышла из дому, и дверь, глухо стукнув, закрылась за ней.
Марион с мачехой прошли всю деревню, свернули на узкую тропку и пошли лесом.
Было совсем темно, ничего не видать, а тропа была неровная, вилась, крутилась, нежданно поворачивала.
Корни деревьев высокими буграми пересекали ее, кусты цеплялись за платье, и Марион раза два споткнулась и чуть не упала.
Мачеха оглянулась и заворчала:
— Смотри под ноги. Упадешь — порвешь платье, расквасишь нос. Тебя никакая хозяйка не захочет взять.