Шрифт:
Таня проснулась, когда дед, держа её на руках, толкнул ногою тяжёлую дверь их избы. Проснулась, но не хотела просыпаться до конца. Так она и въехала в яркую комнату.
— Татья-на! — негромко позвал дед.
— Да зачем ты! — зашептала бабушка. — Пускай себе спит!
— Что ты! — сказал дед. — Сегодня ж по телевизору фигурное катанье!
Две Татьяны
В деревне все дома разные. И все они немного похожи на своих хозяев. Один вроде сутуловатый, другой здоровяк — любую непогоду плечом сшибёт, третий приземистый и пузатый. Вот дом тракториста Кирюши Мартынова, самого беззаботного человека в деревне: всё скрипит, ходуном ходит, всё на живую нитку, крышу, того гляди, ветром унесёт. А у кузнеца Егора Пугачёва плечистый, крепкий дом — ни щёлочки, ни задоринки, как будто дом этот сам из земли вырос. И выкрашен он красной краской, потому что у Егора вся жизнь в огне. Один во всей деревне кузнец, один и дом такой — тёмно-огненный, как закопчённое кузнечное пламя.
Идёт Таня по улице, рассматривает дома, словно в первый раз их видит. «А ведь правда, — думает она, — все дома на своих хозяев похожи! Как хорошо, что я это заметила!»
А вот на бугре, немного поодаль, немного в стороне от всех, стоит большой дом, может быть, самый большой во всей деревне. И сложен он из крепких брёвен. Но брёвна эти потемнели, постарели, дом осел и покосился в сторону овражка. Как будто были здесь хозяева, а теперь уехали и оставили дом без присмотра. Кругом снег лежит нетронутый, и только совсем узенькая тропка ведёт от крыльца на широкую деревенскую улицу. Таня никогда в этом доме не была и не знает, кто здесь живёт… Да и живёт ли кто-нибудь? Ступает она по узкой тропке, словно канатоходец по канату, как-то боязно… Нет, смотрит, живут: вон из трубы-то дым идёт, приветливо виляет по ветру, как собачий хвост…
Вдруг дверь заскрипела, раскрылась. Видит Таня: на крыльце стоит старуха — высокая, строгая, в белом платке. А волосы ещё белее платка.
— Здравствуйте, — говорит Таня робко.
— Здравствуй, девушка. Зачем ко мне пожаловала?
Таня не удивляется, что её девушкой назвали. Так здесь всех девочек называют. Но страшно Тане, что спрашивают её таким строгим голосом. Она не знает, как ответить, и вдруг неожиданно говорит:
— Я в гости…
— В гости?.. Ну дак заходи.
И вот поднимается Таня на высокое крыльцо, вслед за старухой проходит тёмные сени, входит в дом.
— Дверь-то получше закрой, — говорит старуха.
И Таня двумя руками тянет тяжёлую, неподатливую дверь.
Домов таких Таня в деревне больше не видела. Весь он — одна огромная комната. Видно сразу всё! Все четыре стены. Две глухие, а в двух прорублены небольшие окна — чтоб зимою тепло зря не выпускать. У стен, на белом выскобленном полу, стоят большие деревянные сундуки. А посредине огромный стол, тоже белый, выскобленный, как пол, и здоровые деревянные лавки вокруг него.
— Ты чья же будешь? — спрашивает старуха.
— Я председателя Банникова внучка.
— А зовут как?
— Таня.
— Ох ты! — Старуха вдруг улыбнулась. — А ведь и я Татьяна!.. Ну, садись, Таня. Я чай пью, и ты попей.
Старуха достала большую чашку, налила из блестящего жёлтого самовара кипятку, подлила из маленького чайничка чаю.
— Баранку хочешь? — даёт Тане баранку.
В сахарнице мелко наколот сахар. Сидят они за огромным столом, смотрят друг на друга, как через площадь.
— Что ж молчишь? — говорит старуха. — Расскажи, откуда приехала.
— Из Москвы.
— Из Москвы-и? Далёко!.. А долго ли гостить станешь?
— Долго… — Таня вздыхает. — Целый год.
— Верно, долго, — говорит старуха. — Что ж в Москве не жилось?
— Мама и папа уехали, а меня сюда. Они полярники.
— Уехали? — переспрашивает старуха. — Вот и у меня уехали. Четыре сына да и муж.
Старуха молчит, задумавшись, а Таня отхлёбывает чай и осматривается. В углу висят тёмные-тёмные картины. Таня уже знает: это иконы, о них спрашивать не надо. А рядом в большую рамку за стеклом вставлено много разных фотографий — маленьких, чуть покрупней. Они уже все старые, пожелтелые. Скоро уж совсем тёмные станут, как иконы.
— Что смотришь? — спрашивает старуха. — Фотки?.. Это вот они и есть — сыны мои да и муж.
Старуха подымается, идёт к рамке с фотографиями, и Таня за ней.
— Вот они. — Старуха показывает пальцем на фотографию.
Пятеро мужчин и женщина сидят за тем же большим белым столом и внимательно смотрят на Таню.
— Это вот старший, Николай, — говорит старуха, — это второй — Фёдор, это третий — Илья, это самый младший — Гриша. А это муж мой — Иван Николаевич.
Таня приглядывается к старой фотографии:
— А это вы, бабушка Таня?
— Я.
— Какая вы молодая!
— Да уж сколько времени прошло! И молодая пожила, и пожилая побыла, теперь старая стала.
— А куда ж они уехали?
— А на войну.
— На войну?!
— На войну… Уехали да вот и не вернулись.
Таня смотрит в окно — на медленно падающий крупный снег. Потом опускает глаза и видит белёсый выскобленный пол. Чёрная щель в полу расплывается, расползается перед её глазами…
— Чего ж ты? — говорит старуха. — Не плачь!