Читать

Гарики на все времена (Том 2)

Губерман Игорь Миронович

2008 г.

Аннотация

Этот двухтомник — уникальный шанс стать обладателем самой полной фирменной коллекции Гариков. Таким шансом грех не воспользоваться

Первый иерусалимский дневник

В эту землю я врос окончательно, я мечту воплотил наяву, и теперь я живу замечательно, но сюда никого не зову.

Россию увидав на расстоянии,

грустить перестаешь о расставании

Изгнанник с каторжным клеймом, отъехал вдаль я одиноко за то, что нагло был бельмом в глазу всевидящего ока.

Еврею не резвиться на Руси и воду не толочь в российской ступе; тот волос, на котором он висит, у русского народа — волос в супе.

Забавно, что томит меня и мучает нехватка в нашей жизни эмигрантской отравного, зловонного, могучего дыхания империи гигантской.

Бог лежит больной, окинув глазом дикие российские дела, где идея вывихнула разум и, залившись кровью, умерла.

С утра до тьмы Россия на уме, а ночью — боль участия и долга; неважно, что родился я в тюрьме, а важно, что я жил там очень долго.

Да, порочен дух моей любви, но не в силах прошлое проклясть я, есть у рабства прелести свои и свои восторги сладострастья.

Вожди России свой народ во имя чести и морали опять зовут идти вперед, а где перед, опять соврали.

Когда идет пора крушения структур, в любое время всюду при развязках у смертного одра империй и культур стоят евреи в траурных повязках.

Ах, как бы нам за наши штуки платить по счету не пришлось! Еврей! Как много в этом звуке для сердца русского слилось!

Устроил с ясным умыслом Всевышний в нас родственное сходство со скотом: когда народ безмолвствует излишне, то дух его зловонствует потом.

Люблю российский спор подлунный, его цитат бенгальский пламень, его идей узор чугунный, его судеб могильный камень.

Ранним утром. Душной ночью, Вдруг в ответ на чей-то взгляд... Вырвал корни я из почвы, и они по ней болят.

Прав еврей, что успевает на любые поезда, но в России не свивает долговечного гнезда.

Я хотел бы прожить много лет и услышать в часы, когда пью, что в стране, где давно меня нет, кто-то строчку услышал мою.

Вдовцы Ахматовой и вдовы Мандельштама бесчисленны. Душой неколебим, любой из них был рыцарь, конь и дама, и каждый был особенно любим.

Мне вновь напомнила мимоза своей прозрачной желтизной, что в сердце всажена заноза российской слякотной весной

В русском таланте ценю я сноровку злобу менять на припляс: в доме повешенных судят веревку те же, что вешали нас.

В России сейчас от угла до угла бормочет Россия казенная про то, что Россию спасти бы могла Россия, оплошно казненная.

В те трудные дни был открыт мне силы и света источник, когда я почувствовал стыд и выпрямил свой позвоночник.

Из русских событий пронзительный вывод взывает к рассудкам носатым: в еврейской истории русский период кончается веком двадцатым.

Россия извелась, пока давала грядущим поколениям людей урок монументального провала искусственно внедряемых идей.

Пронизано русское лето миазмами русской зимы; в российских ревнителях света спят гены строителей тьмы.