— Ну, ты кровожаден, — сказал Юрген.

— Нет, я добрый, — сказал Артур, — я даже слишком добрый, мне так инструктор говорил. Я потому и пошел на курсы тоннельщиков, что мне больше нравится не стрелять, а людей проводить. Убить любой может, а вот спасти…

— Это ты хорошо сказал, — похвалил мальчика Юрген.

— Вопрос можно? — спросил ободренный похвалой Артур.

— Вопрос можно, — ответил Юрген.

— То есть совет…

— Советы даем бесплатно.

— У меня паек украли.

— Это не ко мне, это к дяде Зеппу. Эй, Клинк, — крикнул Юрген, — подойти сюда, тут требуется твое мнение как эксперта.

Клинк подошел, окинул мальчика быстрым взглядом.

— Что украли? — спросил он.

— Засахаренные фрукты, — ответил Артур.

— Ты сказал — паек, — заметил Юрген.

— Нам в пайке засахаренные фрукты дают, так положено.

— Вот мелюзга устроилась! — воскликнул Клинк. — Я, может быть, тоже цукатов хочу. Обожаю апельсиновые корочки!

— Зато им шнапса не дают, — сказал Юрген.

— Тоже верно, — сказал Клинк и повернулся к Артуру. — Откуда украли?

— Из ранца.

— Из запертого?

— Не-а, он у меня старый, школьный, не запирается.

— Сам виноват, — вынес вердикт Клинк, — ибо сказано: да не вводи людей во искушение. — Он провел детство в сиротском католическом приюте, там и нахватался.

— А если бы из запертого? — спросил Юрген, он всегда интересовался мнением экспертов.

— Тогда гореть ему в геенне огненной за такое великое искушение! — провозгласил Клинк.

— В чем совет? — спросил Юрген у Артура.

— Да я вот думал: жаловаться командиру или не жаловаться.

— Никогда не жалуйся, — ни на жизнь, ни на судьбу, ни на товарищей. Понял?

— Понял, — кивнул мальчик, — не буду. Спасибо за совет.

— Это не совет, это правило, — сказал Юрген. — Ну, бывай, Артур Вайзер. — Он протянул ему руку.

Мальчик звонко шлепнул по ней своей ладошкой и побежал прочь. Он был славный мальчуган, Артур Вайзер.

Они сидели и гадали, кого пришлют в следующий раз. Ниже 12-летних мальчишек падать было некуда, разве что… Они не рисковали вслух высказать предположение, чтобы не сглазить.

— На складе в Зеелове получили партию бюстгальтеров и прочих женских шмоток, — принес новость Отто Гартнер, он постоянно ошивался у интендантов на предмет возможных обменов.

Слово было сказано, но они все равно отказывались верить. Призвали одного из новобранцев, не Дитера, он был тут не помощник, расспросили о последних берлинских веяниях. Тот подтвердил, что на стрельбище возле их казарм тренировались девушки-доброволки, лет четырнадцати-пятнадцати. Такие кобылки, закатил он глаза.

Юнца сразу выгнали — что бы понимал! — и стали профессионально и в деталях обсуждать, как они будут этих кобылок объезжать. Даже Юрген позволил себе какое-то невинное, на его взгляд, высказывание, за что немедленно схлопотал по голове от незаметно подошедшей Эльзы, привлеченной громким мужским ржанием. Удар был нешуточный. Хорошо, что он снимал каску только вечером, при входе в блиндаж.

Перспективы обрели реальные очертания, когда их вдруг погнали на лекцию о венерических заболеваниях. На Восточном фронте такие лекции читали в преддверии наступления, это был такой же верный сигнал, как приезд высокого начальства. О наступлении в те дни не было и речи, значит, жди женский батальон, или роту, или взвод. Они были согласны даже на отделение. В конце концов, это было справедливо. Пуфф им полагался по уставу, но об этом начальство забыло еще прошлым летом, после начала наступления русских.

Но что-то там не сложилось, девушки-доброволки до них так и не доехали. Зато в середине апреля к ним прибыло наконец настоящее подкрепление.

Слева от них расположились норвежцы, справа — датчане. Они носили гордые названия — гренадерский полк «Норвегия», гренадерский полк «Дания» и входили в состав дивизии «Нордланд». В предыдущих боях дивизия потеряла больше половины численного состава и техники, но все же это была дивизия и не ее придали их 570-му ударно-испытательному батальону, а наоборот. Они не сильно переживали по этому поводу, славой они сочтутся, была бы слава.