— Ты как тут, живая? — спросил Черный над самым ухом. Дина вздрогнула так сильно, что стукнулась затылком об пол. Черный стоял на коленях и, пригнувшись к самому полу, обеспокоенно смотрел на нее.

— Выпусти меня, — велела она.

Он поднял край кровати, на этот раз намного ниже. Дина едва смогла вылезти. Потом Черный с грохотом уронил кровать, окончательно добив тишину. Дина уселась на разворошенные простыни, отряхивая с одежды пыль и паутину.

— Сядь-ка, — сказала она. — Посиди.

Черный повиновался. Только сейчас Дина заметила, что глаза у него ввалились, что он тяжело дышит, и что лицо у него белое, как манная каша. Ей стало его жалко до слез, но слишком многое надо было узнать. Глядя ему в глаза, она спросила:

— Что такое пятьдесят два?

Черный потер шею, зажмурился.

— Не понимаю, — сказал он. — Какие пятьдесят два? Где ты это слышала?

— Так, — сказала Дина. — Не понимаешь, значит… Что это гудело?

— Гудело? — бестолково переспросил Черный. — Ах, это. Сам не знаю, такая, знаешь, хрень паршивая… Послушай, киска, ты вот что… Тебе в это вовсе ни к чему вляпываться.

— Нет уж, Макс, — сказала она, постаравшись, чтобы в голосе звучали твердость и упрек (правда, старания ее пропали даром). — Я уже в это вляпалась. Давай-ка рассказывай, что там у вас происходит. Что этот подлец чертов с тобой делает. Почему такой вой стоит. Я чуть от страха не умерла, — продолжала она, возмущаясь все больше. — Ничего себе 'не вляпывайся'.

Черный молчал.

— И что это за пятьдесят два человека, которых кто-то должен убить, — добавила она.

Черный молчал.

— Почему-то мне кажется, что это ты должен их убить, — закончила Дина.

— И почему это тебе так кажется? — медленно спросил Черный. Он принялся обгрызать заусенец на мизинце.

— А там больше, знаешь ли, никого не было, в комнате, — сказала Дина, дивясь собственной логичности. — Только ты и эта ворона.

— Ворон, — машинально поправил Черный.

— На вкус никакой разницы, — сказала Дина. — Так что там у вас?

Черный вздохнул.

— Не отстанешь ведь, — тоскливо сказал он.

— Не отстану, — согласилась Дина и закинула ногу на ногу.

Черный улегся на постель. Делал он это медленно, в три разделения, морщась — видно, снова заныли ноги.

— Значит, так, — сказал он. — Если коротко, то этот псих… э-э, он собрал вокруг себя секту. Ну, секту — не секту, по его рассказам выходит, что это самые обычные хинко, как мы с тобой. Во-от… Их ровно пятьдесят два человека, и он хочет, чтобы они вроде как… э-э… вернулись. Вот. Аб хинк.

— Что значит — вернулись? — спросила Дина. — И при чем тут 'аб хинк'?

— Ну… — Черный зарылся в подушку, закряхтел. — 'Аб хинк' — это, вроде как, значит, 'отсюда', 'прочь'. Вроде как, айда на свободу, братцы, и все такое. Бэк ту вайлднесс.

– 'Аб хинк', - сказала Дина, — это просто красиво звучащее наречие. На латыни. Само по себе оно, по-моему, вообще не употребляется. А что там насчет 'вернулись'?

Черный сел не кровати.

— Слушай, — сказал он нетерпеливо. — Я же сказал, что он псих. Он пронюхал, что я могу наводить порчу. И почему-то вбил себе в голову, что в моих силах порешить полсотни людей. Силой мысли, так сказать. Какие-то сказки приплел, 'Тотем-о', знаешь… Что-то там с трупами делать собирается, какую-то кровавую мессу устроить. Ну, это уже без меня. Вообще, сам я в это ни на грош не верю, но он пообещал… ну, сама знаешь, что. Я и согласился.

'Дурак, — подумала Дина с ужасом. — Боже мой, какой дурак'. Она вспомнила, как Тим пришел со своего единственного 'боевого вылета' — пепельно-бледный, молчаливый, полез в ванну, а Дина в это время стояла сзади, держа ненужный халат. У Тима на шее, под волосами она тогда увидела бурые точки, будто коричневой краской сбрызнули сквозь дуршлаг. Неотмытая запекшаяся кровь. Чужая кровь.

— Он первый начал, — продолжал Черный. — Я ему никаких гарантий не давал.

— Да, — сказала Дина.

— Чего ты так смотришь? — спросил Черный. — Ну Дина, киска. Это же бизнес… Сделаю, что в моих силах. Он, правда, какое-то шаманство дурацкое затеял… да ты слышала все. Ерунда какая-то. Короче, я так решил: сделаю все, как он хочет. Чтоб ему потом не отвертеться было.

— Да, — сказала Дина.

У Черного не было 'боевых вылетов'. Он не знал своей силы. Не видел, на что способен. Не отмывал кровь, въевшуюся в кожу. Не смотрел на трупы тех, кого убил. Он просто пялился на фотографии и злился — как Тим. Когда-то. Для Черного, вечного игрока, этот договор был очередной игрой. Только Черный не вполне представлял себе размер ставок.

— Ворон при любом раскладе не станет права качать, — заключил Черный. — Он же меня, как огня, боится.

— Да… — сказала Дина, — да…