— Сашка, — сказал я, — ты уверена, что это и есть — восьмая точка?

Она кивнула, не поднимая головы. 'Уазик' стоял около строительного забора — одинаковых бетонных блоков с незатейливым рельефным узором. Здесь и там блоки покосились, и сквозь дыры в заборе виднелось гигантское кирпичное здание. Неимоверно длинное, страшное, оно скалилось кирпичной щербатой кладкой, смердело тухлятиной из дверных проемов, таращило лопнувшие бельма окон. Когда-то здесь находилось трамвайное депо, или завод, или еще что-нибудь; когда-то этот каменный динозавр каждое утро пожирал тысячи простецов с тем, чтобы к вечеру ими же испражниться. Сейчас же это была груда строительного мусора, даже не притворявшаяся, что сохраняет форму дома.

Это было то самое место, где несколько месяцев тому назад встретились в битве мы с Черным.

Но, если в прошлый раз этот дом выглядел просто-напросто жутким и заброшенным, то теперь он смотрел живым остовом, кирпичным зомби, готовым наброситься на всякого, и сожрать его, и перемолоть все кости, и похоронить в себе… как это случилось с Черным.

Стоп-стоп-стоп. Но ведь на самом деле этого не случилось — верно, а, Саша?

— Ошибки нет, — сказала Саша тихонько. — Это — восьмая точка. Мы уже здесь пару раз собирались

— Еж твою мать, — сказал Боб. — Ну и местечко. Почему здесь-то, а?

Саша пожала плечами.

— Никто не контролирует, — предположила она. — Никому не видно, если специально через забор не заглядывать. А если и заглянуть — как бы, что такого, сидят себе люди и сидят. Может, съезд будущих арендаторов проводят. Или домовладельцев.

— Н-да, — сказал Боб. — Что-то в этом есть. Но все-таки прежде всего вижу я в этом банальный вороний выпендреж, — и он с вызовом на меня посмотрел. Я поднял брови. Несладко ему приходилось. Но и мне не легче.

— Лекция на полдень назначена, — сказала Саша, — уже народу прилично должно собраться.

— Ты о чем? — спросил Боб. Неприятно спросил, жестко.

— Если мы придем… а там никого нет… — Саша помолчала, потом закончила, — значит, это подстава.

Боб фыркнул.

— Поэтому пойду только я, — продолжала Саша. — Если все будет в порядке, я вам позвоню, и вы…

— Ну уж нет, — сказал Боб. Саша повернула голову — медленно-медленно — и поглядела на него. Так, наверное, пес смотрит в лицо хозяину. Старый, беззубый, оглохший пес, который цапнул сослепу хозяйского внучка. Смотрит — в хозяйские глаза, прищуренные поверх ружейных стволов.

Боб сказал:

— Пойдем вместе. Так?

— Так, — сказал я. Все обернулись на меня, а я объяснил:

— Там будет Черный. Если все, что вы тут говорили — правда, то он не знает, что я жив. Поэтому, когда Черный меня увидит, это будет… эффект внезапности, так ведь говорят?

Боб кивнул, не сводя с меня глаз.

— Вот, — сказал я. — Эффект внезапности… Дальше я буду с ним разговаривать. А вы отвлекайте Стокрылого.

— И о чем ты собрался с ним говорить? — насмешливо спросил Боб.

Я вспомнил, как давным-давно на этом самом месте Саша делила накачку со мной и Бобом. Вспомнил, как решил тогда: если смогу когда-нибудь отплатить им — отплачу сполна. Люди часто дают себе такие клятвы. И, к несчастью, им иногда представляется возможность выполнить обещанное.

А Черный…

Я знал, что скажу Черному.

— Думаю, у меня все получится, — сказал я.

Дина сжала мою руку еще сильнее — так, что стало больно. Но я не стал отнимать ладонь.

— А если не получится? — спросил Боб.

Я пожал плечами.

— Тогда не получится вообще ни у кого.

Мы молчали с минуту. Потом Саша негромко сказала:

— Пойдемте, что ли…

Мы вышли из машины и двинулись гуськом к пролому в кирпичной стене — впереди Саша, за ней Боб, Дина и я. Честно говоря, мне было страшно. Голос в голове вопил от ужаса, ноги превратились в желе. Вся надежда на благополучный исход была в том, что злость Черного ко мне прошла, так же, как и моя — к нему. Но это была очень слабая надежда. Фактически, я шел на смерть и понимал это. Это очень тяжело, идти на смерть, ребята. Нормальный человек на моем месте не смог бы сделать и шагу вперед. Да и мой Тотем — самый храбрый на свете кот — в любой момент развернулся бы на сто восемьдесят и рванул бы от того места так, что только пятки бы засверкали. Но меня кое-что держало.

Во-первых, Боб и Саша, которым я все-таки поклялся отплатить.

Во-вторых, тот боров-мафиози и его бедняга-охранник.

А, в-третьих, Черный. Не тот Черный, который ждал меня, сам того не зная, по ту сторону кирпичного забора — живой, здоровый палач, машина смерти, любовник моей жены — а стонущий, изломанный человек, которого я бросил умирать здесь же, три месяца назад, под грудой кирпича и бетона.

И за них всех я был в ответе, ребята.

А, значит, готов был умереть.

Или должен был готов умереть.