— А у него сестра за царевичем. — Анастасий пожал плечами. — И покуда он Федору шурин.

— Это уже не к делу. Тут идет слух, что государь наш, забывшись, попытался склонить свою сношеньку к любострастию, но та взъерепенилась. И вмешался Борис. Все вроде бы улеглось, но Иван теперь гневен и ждет случая прижать строптивице хвост. — Василий помедлил, смакуя в уме новую фразу. — Если Ирину ожидает немилость, что станется с ее братом? Федор ведь не способен постоять за жену. Он удалится на звонницу дергать веревки. Падет Ирина, падет и Борис. — Князь хохотнул, но его смешки прозвучали зловеще, как предсмертные хрипы.

— А алхимик возвысится, — подсказал Анастасий.

— Прием уже дважды откладывали, и каждый раз назначали с еще большим размахом, — пояснил Василий, возвращаясь к столу. — Если Годунову не дозволят вести церемонию, многие всполошатся, а мы получим возможность забросить свою сеть. — Он глянул на Анастасия и потребовал: — Сойдись с иноземцем. Наверняка венгр уже чует, что Годунов не в чести. — Он налил себе еще чарку вишневки. — Ему понадобится новый союзник, а тут появишься ты.

Анастасий кивнул, радуясь ходу мыслей Василия. Он допил свою вишневку и потянулся за добавкой.

— Надо подумать, как к нему подступиться.

— Думать тут нечего, ты образован, умен. Лишь докажи, что ты понадежнее Годунова, и венгр будет твой.

— Ну разумеется, — подтвердил Анастасий. Он молчал, пока Василий наполнял его чарку, потом все же спросил: — Чем же я докажу это, а?

Василий покачал головой.

— Тем, что не станешь, как Годунов, болтать о новых поветриях и переменах, а выкажешь себя человеком солидным и основательным. Иноземцы весьма легковерны и любят таких.

Анастасий, облизнув губы, переступил с ноги на ногу.

— Он может что-нибудь заподозрить.

— Разумеется, заподозрит, — кивнул Василий. — И ты ему в том поможешь. Намекнешь, что ищешь свою выгоду в содружестве с ним. Скажешь, что хочешь выскользнуть из-под туч, нависших надо мной и моей ближайшей родней. Всем известно, что Шуйских у нас стригут под одну гребенку. А ты мне всего лишь сродник, и твое приятельство с иноземцем лучше всего способно доказать и боярам, и государю, что ты не со мной.

План Василия настолько совпадал с тайными помыслами самого Анастасия, что руки его задрожали, и он, чтобы скрыть это, осторожно поставил чарку на стол. И заставил себя сказать, отвлекая внимание брата:

— Я затрудняюсь, Василий. Дело сложное. Он ведь может и не поверить.

— Ох, поверит, — протянул лениво Василий. — Поверит, когда мы с тобой полаемся у него на глазах. — Он усмехнулся и потер руки, восхваляя себя за удачную мысль.

Анастасий смолчал, потом заявил:

— Тогда для начала мне стоит признаться кое в чем патриарху.

— Митрополиту, — поправил Василий.

— Патриарху, — возразил Анастасий. — Все в скором времени будут звать его именно так. Константинополь утрачен для христианства, и Церковь Руси должна главенствовать над Церковью Иерусалима, окруженного теми, кто презирает Христа. — Он истово перекрестился.

Василий хлопнул ладонью по столу.

— Держи это при себе. Иноземцам не следует знать о расколе внутри православного мира.

— Почему? — с невинной улыбкой осведомился Анастасий. — Они и так ведают, что Москва — третий Рим. — Он подхватил со стола свою чарку и залпом ее осушил. — Я не солгу патриарху. Мы ведь и вправду не ладим. Так что совесть моя будет чиста. — Лицо его осветила усмешка. — Наши раздоры послужат нам, брат.

— А ты получишь двойную выгоду? — съязвил Василий.

— Если смогу, — процедил Анастасий, нахмурившись. — Как поступил бы на моем месте и ты. — Он отступил от стола. — Я переговорю с патриархом завтра, перед второй литургией. Новость дойдет до священников, потом до прислуги и к началу чествования поляков будет у всех на устах. — Он поклонился, глубоко и шутливо, наслаждаясь замешательством брата.

— Но смотри, — остерег его тот. — Ты и я пока в одной лодке, но позже может случится всякое.

Уловив в его тоне угрозу, Анастасий расхохотался.

— Тебе нужен человек, знающий греческий и латынь, да к тому же способный служить без обмана и с пониманием. Я — твой единственный двоюродный брат. Есть еще Игорь, но тот погряз в распутстве и пьянстве, а мне ведь знаком и английский, со мной уже говорил сэр Джером. Ты знаешь мои обстоятельства, братец, я буду служить тебе верно, но вовсе не собираюсь делаться твоим псом. — Он подтянул к самовару чайную чару и молча наполнил ее кипятком.