— Примите привет от моего господина, — проговорил Роджер по-русски, но с ударениями, присущими обиходной латыни, а комнату вмиг наполнили ароматы корицы, имбиря и душистого перца.

— Весьма приятное зрелище, — произнес Анастасий, оглядывая угощение, помещенное в центре стола. — Весьма. — Он подался вперед вместе со стулом, размышляя, с чего бы начать.

— Я доложу господину, что вы остались довольны. — Роджер, поклонившись, ушел.

— Я и сам скажу ему это, — уронил Анастасий и потянулся к булочке, начиненной цукатами. — Надо же, сколько тут специй! Ракоци вовсе не скуп. Тебя должно это радовать, Ксения.

Та все стояла напрягшись.

— Он хорошо со мной обращается, — прошептала она.

Анастасий в два приема расправился с булочкой, энергично разжевывая и глотая откушенные куски, потом ухватил бутылку.

— Венгры гордятся своими винами. — Он залихватски осушил до краев наполненный кубок и, отерев губы, поставил его на стол. — Скажи-ка, Ксенюшка, дают ли тебе тут мясо? Ты такая худая, а красота — она в полноте. Кроме того, если хочешь родить здорового малыша, надо реже поститься.

— Меня хорошо кормят, дядюшка, — отозвалась она, стоя по-прежнему прямо и неподвижно.

— Значит, ты должна есть еще больше. Отведай-ка этот пряник. Он, похоже, со сливками, не стесняйся, возьми. Впрочем, что тебя потчевать, я ведь гость, а ты тут — хозяйка. — Анастасий дерзко расхохотался и опять налил себе вина. — Выпей со мной! — добавил он, наполняя второй кубок.

— Мне нельзя, — вспыхнула Ксения. — Если мужа нет рядом, нельзя.

— Ну так мы его пригласим, — хохотнул Анастасий. Вино начинало его веселить. — Ладно, слушай: я хочу знать, как поступят поляки и Рим, если царь порвет все отношения с патриархом Иерусалима и назначит патриархом православной России нашего митрополита. Ты обязана это все выведать не через месяц и более, а через несколько дней.

— Вы, верно, шутите? — Ксения удивленно посмотрела на сродника. — Я ничего не смыслю в подобных вещах. Мой удел — молить Господа о прощении и помогать убогим в приютах во искупление прошлых грехов.

— Замечательно сказано, — похвалил Анастасий. — Но ничего не меняет. Я должен знать о настроениях наших соседей, чтобы понять, на чью сторону встать.

— Боже милостивый, — прошептала Ксения и перекрестилась.

— Время сейчас смутное, милая, тут уж молись, не молись. Возвышение Шуйских должно сделаться твоей главной заботой, иначе я перестану тебя защищать. Подумай, кому ты будешь нужна, если станет известно, что тебя опоганили. — Боярин вздохнул и молниеносно расправился еще с одной булочкой. — А на тебе ведь лежит и грех твоего отца.

— Но у меня нет резонов интересоваться Римом или Польшей. Если я примусь расспрашивать о них мужа, он заподозрит, что я выполняю чей-то приказ. Вам легче это выведать самому — у польских священников. Зачем же вы мучаете меня? — Ксения понимала, что возражать бесполезно, но удержаться уже не могла. — Вы даете мне невыполнимые поручения, Анастасий Сергеевич, чтобы было потом чем меня попрекать.

Анастасий самодовольно прищурился.

— Если бы даже дело обстояло именно так, все равно тебе надлежало бы повиноваться. Помни об этом, не забывайся. — Он выпил вина и с неожиданной злобой упрекнул: — Ты скверно ведешь себя, женка.

— Об этом может судить только мой муж, — возразила она, хотя голова ее пошла кругом от страха.

— Твой муж — иноземец, изгнанник, у него мягкий нрав. Он понятия не имеет о здешних обычаях, но мы не терпим в своих женах упрямства. — Анастасий вскинул руку и помотал ею в воздухе, словно размахивая незримым ремнем. — Мы хорошо знаем, как их учить.

Ксения нервно сморгнула.

— И что же мне делать?

— Делай что хочешь, — сказал Анастасий, — но правду мне вынь да положь.

— Где? — воскликнула Ксения, ожесточаясь. — Где я возьму эту правду?

Анастасий поморщился.

— Там, где и все. Мужчины обычно с женами откровенны, особенно по ночам. Надо лишь улучить подходящий момент и повернуть разговор куда нужно. Ты ведь сказала, что ничего не знаешь о Риме. С него и начни. Уговори его рассказать о нем что-то. — Он плотоядно облизывал губы, запивая медовый пряник вином, потом отставил в сторону кубок. — Так-то, племянница. Ты не уйдешь от ответа.

Хотя внутри у Ксении по-прежнему все трепетало, она нашла в себе мужество, чтобы заявить:

— Я не предам его, дядюшка Анастасий.

Тот очень пристально посмотрел ей в глаза.

— В чем дело, племянница? — Он принялся оглаживать бороду, зная, что взгляд его беспокоит женщину. — Что ты сказала?

Она вызывающе повторила:

— Своего мужа я не предам.

— Ты не предашь интересы семьи, — вкрадчиво заявил Анастасий. — Даже и не пытайся мне возражать.

Зубы у Ксении предательски лязгнули, но она все же воскликнула:

— Нет! Наймите себе других соглядатаев, а я не хочу причинять ему вред.