6. Различают войны, возникшие по несправедливой причине, и войны, в которые порок пришел извне и ставшие вследствие этого тоже несправедливыми… (А уж это, по сути — что? Это свидетельство того, что природа войны может меняться в ее течении — еще один хороший аргумент в мою коллекцию опровержений Клаузевица, его фактически вреднейшего для СССР постулата о войне как продолжении политики другими средствами…)

Если пафос первых глав книги выражен в слогане «Адольф Гитлер как трастовый управляющий ЗАО «Европа», и у всех германских подмастерьев аннулируются фальшивые «Справки об участии в движении Сопротивления» (а точнее, поверх на стол кладется поднятая из архива Самая Большая Справка, о Самом Большом Движении Сопротивления — немецком), — то нужно довести эти сопоставления до логического конца, и признать: «Да, и в СССР мера участия в войне была различная у различных слоев».

Скажем сразу и прямо: речь пойдет прежде всего об одной интересной прослойке — «политработники» — и о ее (прослойки) дальнейшем расслоении. Как известно, в 1943-м с упразднением института комиссаров партия от непосредственного руководства боевыми действиями была наконец отстранена. (А «подвиги» комиссара Мехлиса в Крыму все же заслуживают отдельного увековечивания, может, памятник когда-нибудь поставят, эдакую аллегорию: «Подлость и тупость, достигающие звезд»). И еще в одном вопросе, «воспитании масс», партия была хоть и не отстранена, но потеснена, разделив эту функцию с восстановленной Церковью. И вот остался этот странный «последыш»… нет, слов «замполит», «политрук», все же не произнесем. «Замполит» роты, батальона — это такой же солдат, только более отважный и ответственный, «поднимающий в атаку и т. д.». «Замполит» полка, дивизии — случалось по-разному. А вот выше — это, как правило, та самая «счастливая» категория, подтверждающая: «устроиться» можно везде. «Кому— война, кому— мать родна». Наверное, это «закон жизни»: ну на любой, самой страшной войне отыщется эдакая «пазуха». В атаку не ходить и за руководство не отвечать. Подвез корочки партбилетов, проставил третью визу на наградных списках (не забыть вставить и фамилию… олицетворяющую «роль партии»). И можно счастливо спать, наверняка даже и не думая, что тем временем «мир завоевывается для Тебя»… А пока Мехлисы и Брежневы дремлют в политотделах на пачках «Правды», ступеньки расчищаются, «лучшие гибнут».

«В каждой части есть три дуба — замполит, парторг, завклуба!» — эту поговорку маршала Жукова я еще застал. Свидетельствую: в 1975–1977 годах этот афоризм со злым удовольствием повторяла вся армия. Но чем же ответил маршалу Жукову «дубленка» (в одном анекдоте это обыгрывалось: «дуб Лёнька»)?

Оправленный в отставку, маршал Жуков написал книгу. Воспоминания. Его правда о войне. Отдал рукопись в издательство. Потекли годы молчания. И вот, намаявшись в ожидании, Георгий Константинович Жуков просит Косыгина помочь: «Уж и не знаю, где моя рукопись, последний раз послал письмо Брежневу. Ни ответа, ни привета». Вот подлинник того письма:

Вот и следующее письмо — Брежневу и Косыгину.

Косыгин обещал помочь. И, наверное, выполнил бы обещание, но была преграда, неподвластная и ему. Об этом препятствии рассказала Миркина (работник издательства):

Верстка была подписана в печать 24 декабря 1968 года. Рабочим в типографии рассказали, что маршал болен, и хорошо бы поскорее выпустить книгу. Один из печатников воскликнул:

— Да мы круглые сутки работать будем! Мы с Жуковым воевали против фашистов, готовы работать в три смены хоть бесплатно:

В марте Миркина схватила первый теплый экземпляр, вышедший из машины типографии газеты «Правда», и помчалась на дачу к Жукову. «Георгий Константинович поставил книгу на стол и долго смотрел на нее молча… Почти десять лет трудился над ее созданием маршал. Три года готовая рукопись лежала в «инстанциях». И вот книга родилась. Трудно передать чувство человека, который наконец-то держит в руках свою книгу. Для этого надо быть ее автором. Иногда сравнивают явление книги на свет с рождением ребенка. Похоже. Это тоже детище. Оно рождается в муках и приносит огромную радость, удовлетворение и облегчение».

Книга Жукова была издана в 27 странах (к 1988 году) на 18 языках, миллионные тиражи раскупались очень быстро. Нетрудно представить, какой резонанс в печати вызвала эта книга, какой огромный поток писем хлынул в адрес Жукова. Георгий Константинович точно помолодел. Успех книги прибавил ему здоровья и бодрости. Огромная почта с благодарностями, советами, критикой и пожеланиями побудили маршала к немедленной подготовке второго издания.

Что тут можно добавить? Только то, что приведен мною этот фрагмент не «злопыхательства и очернительства» ради, а будет и еще один поворот сюжета, с привязкой-упоминанием Афганистана и «сухого закона». Но сначала хотя бы немного о… Петре Мироновиче Машерове.