Сильные руки подняли ее и положили на кровать. Даже в тусклом свете она видела бешено пульсирующую жилку на его шее. Его глаза сверкали, щеки пылали.

Он вытянулся и занялся шнурами полога из плотного дамаска. Одно за другим он закрывал тяжелые полотна, пока Энни не очутилась в полной темноте. Она напряженно вслушивалась, но не слышала ни звука. Вдруг полог раздвинулся, и она увидела Филиппа. В одной руке он держал свечу в позолоченном подсвечнике, в другой – алые шнуры. Он уже был босиком, и она успела разглядеть мягкие темные волосы вокруг мускулистых икр ног.

По телу Энни прокатилась дрожь от запаха и тепла его тела.

Широко расставив колени, он опустился на мягкую пуховую перину и жадными глазами пожирал ее обнаженное тело. Затем он поставил подсвечник ей на живот. Холодное прикосновение металла заставило ее вздрогнуть.

– Не двигайтесь, любовь моя. Свеча может опрокинуться. – Он ловко обернул один конец шнура возле ножки постели и завязал на нем бант. – Дайте мне руку.

– Зачем?

– Наши руки всегда поддаются первым ощущениям. Они будут только отвлекать вас. Я развяжу их, как только вы попросите. Верьте мне. Вы не пожалеете.

Энни все-таки опасалась совсем довериться ему и в душе молилась, чтобы он не причинял ей вреда. Должно произойти что-то непонятное. Если он хотел обидеть ее, то мог бы сделать это и без ее согласия. Но тогда зачем связывать ей руки? Страх, любопытство, возбуждение и настороженность боролись в ее душе.

– Вы хотите, чтобы я остановился? Я могу. Одно ваше слово, и я уйду.

– Нет. – Слово вырвалось непроизвольно. Протянув Филиппу руку, она посмотрела ему прямо в глаза. – Я согласна верить вам и дальше. Но если вы меня обманете, я никогда больше вам не поверю.

– Пусть будет так.

Он обернул несколько раз шелковый шнур вокруг ее запястья и осторожно завязал его в причудливый бант.

Филипп снял свечу с ее живота, встал на колени и очень осторожно перебрался на другую сторону постели. Бархатные складки его одежды защекотали ее обнаженные бедра. Она почувствовала, что от него исходит другой запах – терпкий, более острый, как иссушающий зной лета.

Он прошептал:

– Теперь слушайте только меня. Не обкрадывайте себя, боясь, что эти радости безнравственны. Не чувствуйте вины за то, что происходит. Эти радости – дар самого создателя. Мужчины и женщины созданы для этого. Познайте, что такое страсть.

С этими словами он дунул на свечу.

Темнота была такой плотной, что Энни показалось, будто ее положили в гроб и закрыли крышку. Удушливый запах погасшей свечи только подчеркивал это ощущение и усиливал охватившую ее панику. Руки непроизвольно дернулись в попытке освободиться от привязанного шнура, но Филипп перехватил ее движение. Кровать скрипнула под его плотным телом, зашуршали накрахмаленные простыни.

Голос Филиппа заполнил мрак:

– Сосредоточьте все свое внимание на моем голосе. Наслаждайтесь теплом и мягкостью постели, лаской гладких простыней. Слушайтесь желаний вашего тела, когда я к нему прикасаюсь.

Тепло от его тела сместилось ниже, сильные пальцы осторожно коснулись подъема ее ноги и погладили его. Медленно, медленно они пробирались выше, по икрам, поглаживая каждый кусочек кожи. Дойдя до колен, осторожные пальцы задержались.

Энни совершенно ничего не видела. Филипп пошевелился, и прикосновение гладкой кожи его тела обожгло ее. Первобытный мужской запах стал сильнее, он не казался ей неприятным, а, напротив, возбуждал ее.

– Теперь я хочу насладиться вашим телом, возлюбленная моя.

Его губы касались ее живота, поднимаясь постепенно все выше. Добравшись до ее пышной груди, он, казалось, готов был ласкать ее бесконечно, и Энни чувствовала, что теряет остатки самообладания. Мягкое прикосновение его волос к ее телу перед каждым влажным, требовательным поцелуем вызывало сладкое, мучительное томление, сводящее с ума.

Она инстинктивно попыталась вцепиться пальцами в его волнистые кудри, но шнур вернул руку обратно.

Филипп замер.

– Вы хотите, чтобы я остановился?

– Нет! Нет!

Слова прозвучали отчаянно. Ее сердце было где-то низко, почти в желудке, где что-то таинственно и непонятно сжималось при его прикосновениях.

Он ласкал ее груди, каждую отдельно, его губы совершили то, чего ей так хотелось. Он взял сосок губами, слегка покусывая его, ласкал языком, и ей казалось, что она умрет от неги.

Он нашел ее губы, мягко прижался к ним своими губами, проник языком внутрь, сплетаясь с ее жаждущим языком. Ее бедра затрепетали в такт его жгучим поцелуям.