Шрифт:
«И все же останется злом, – отозвался Мандос. – Скоро придет ко мне Феанор».
Но когда узнали наконец Валар, что нолдор действительно покинули Аман и возвращаются в Средиземье, воспряли они и принялись воплощать в деяниях те решения, что приняли в мыслях, тщась исправить зло, учиненное Мелькором. Повелел тогда Манвэ Йаванне и Ниэнне призвать на помощь дар пробуждения к жизни и дар исцеления; и все силы свои они обратили к Деревам. Но не помогли слезы Ниэнны залечить их смертельные раны; и долгое время Йаванна пела во тьме одна. Но когда уже погасла надежда и дрогнула ее песнь, на лишенной листьев ветви Тельпериона расцвел один-единственный огромный серебряный цветок, а на ветви Лаурелин засиял единственный золотой плод.
И взяла их Йаванна; и тогда умерли Древа, и безжизненные стволы их стоят в Валиноре и теперь, в память об ушедшей радости. А цветок и плод Йаванна отдала Аулэ, и Манвэ освятил их; Аулэ же и народ его сработали сосуды, коим предстояло послужить им вместилищем и сохранить их сияние, как о том говорится в «Песни о Солнце и Луне», «Нарсилион». Эти сосуды Валар вручили Варде, чтобы стали они светочами небес, затмевающими блеск древних звезд, ибо не столь удалены от Арды; и Варда сделала так, чтобы смогли они пересекать ближние пределы Ильмена, и направила их в вечное странствие по начертанным путям над поясом Земли, с Запада на Восток и обратно.
Вот что совершили Валар, памятуя в сумеречном своем краю, что земли Арды укрывает тьма; и решили теперь осветить Средиземье и при помощи света помешать козням Мелькора. Ибо не забывали Валар про авари, что остались у вод пробуждения; и не вовсе отреклись они от изгнанников-нолдор: а Манвэ знал и о том, что близится час прихода людей. И действительно, говорится, что, как Валар начали войну против Мелькора во имя квенди, так на сей раз они воздержались от битв во имя хильдор, Пришедших Позже, младших Детей Илуватара. Ибо столь ужасные разрушения в Средиземье повлекла за собою война против Утумно, что опасались Валар, как бы на этот раз не случилось худшего, ибо предначертано было, что хильдор смертны, и слабее квенди пред страхом и бурями мира. Более того, не открылось Манвэ, где пробудится род людей: на севере, юге или на востоке. Потому Валар и зажгли над землею свет; но укрепили и свои владения.
Луне, цветку Тельпериона из Валинора, ваньяр встарь дали имя Исиль, «Сияние», а Солнце, плод Лаурелин, назвали Анар, «Огненнозолотая». А нолдор нарекли их также Рана, «Своенравный», и Васа, «Сердце Огня», что, пробуждаясь, испепеляет; ибо Солнце было создано как знак к пробуждению людей и к угасанию эльфов, но Луна хранит память о них.
Направлять сосуд Солнца Валар избрали деву по имени Ариэн из числа Майар, а вести в небесах остров Луны назначен был Тилион. В дни Дерев Ариэн ухаживала за золотыми цветами в садах Ваны и поливала их сверкающей росою Лаурелин; а Тилион, вооруженный серебряным луком, был охотником из свиты Оромэ. Серебро любил он; и, когда уставал, покидал, бывало, леса Оромэ, и, придя в Лориэн, грезил у озер Эстэ в мерцающих лучах Тельпериона: потому просил он, чтобы ему поручили вечно блюсти последний Серебряный Цветок. Дева Ариэн превосходила его в могуществе; ее избрали потому, что не страшилась она жара Лаурелин и не причинял он ей вреда, ибо изначально была она духом огня, и Мелькору не удалось ни обмануть ее, ни склонить к себе на службу. Взор Ариэн ослеплял даже эльдар; оставив же Валинор, она сбросила наряд и обличье, что носила там по примеру Валар, и стала живым пламенем, ужасным и грозным в великолепии своем.
Исиль был первым сработан и первым подготовлен к пути; первым поднялся он в звездные пределы и считается старшим из вновь созданных огней так же, как Тельперион числился старшим Древом. Некоторое время над миром сиял лунный свет, и многое из того, что долго ожидало своего часа, погруженное Йаванной в сон, воспряло и пробудилось к жизни. Изумились прислужники Моргота, но эльфы Внешних земель в радости обратили взоры свои к небу; и в тот миг, когда Луна поднялась на Западе из мрака, Финголфин приказал трубить в серебряные трубы и выступил в поход вглубь Средиземья, и длинные, темные тени, отбрасываемые его воинством, двигались впереди.
Семь раз пересек небеса Тилион и пребывал на крайнем востоке, когда готов был сосуд Ариэн. Тогда взошла исполненная величия Анар, и первый восход Солнца сполохами пожаров засиял на каменных твердынях гор Пелори: вспыхнули алым светом облака над Средиземьем, и послышался шум водопадов. Тогда воистину устрашился Моргот, и спустился в самые глубины Ангбанда, и отозвал своих слуг; и наслал зловонный дым и темные тучи, чтобы укрыть свой край от лучей Дневной Звезды.
Сперва задумала Варда, чтобы оба сосуда странствовали в Ильмене, не покидая небесных высот, но не вместе: каждому назначено было следовать от Валинора на Восток и возвращаться; в то время, как один восходил на Западе, другому надлежало поворачивать вспять на Востоке. Засим вновь засиявшие над землею дни исчислялись так же, как и во времена Дерев: по слиянию света, когда Ариэн и Тилион проходили над срединой Земли. Однако Тилион был своенравен, то ускорял, то замедлял ход свой и не держался начертанного ему курса, но тщился приблизиться к Ариэн, ибо его влекло ее великолепие, хотя и опаляло пламя Анар – оттого-то остров Луны потемнел.
Вот потому, из-за своеволия Тилиона, и главное – вняв просьбам Лориэна и Эстэ, говоривших, будто покой и сон изгнаны отныне с Земли и не видны более звезды, Варда изменила свой замысел и назначила часы, в течение которых в мире станут царить темнота и смутные сумерки. Потому Анар отдыхала некоторое время в Валиноре, покоясь на прохладной груди Внешнего моря; и Вечер, пора, когда Солнце клонится к горизонту и обретает покой, стал часом самого яркого света и радости в Амане. Но вскоре Солнце увлекали вниз слуги Улмо; стремительно проходила она под землей и незримой возвращалась на восток, и там вновь поднималась в небеса, чтобы ночь не длилась чрезмерно долго и под Луной не воспряло бы зло. Из-за жара Анар вскипали воды Внешнего моря и искрились цветными огнями; потому в Валиноре даже после ухода Ариэн некоторое время сиял свет. Когда же путь Анар пролегал под землей и приближалась она к востоку, зарево угасало, и свет Валинора мерк; и тогда Валар скорбели о смерти Лаурелин более, нежели в иные часы. На рассвете густые тени Ограждающих гор укрывали Благословенное Королевство.
Варда повелела Луне странствовать подобным же образом, и, проходя под Землей, подниматься на Востоке – но лишь после того, как Солнце спустится с небес. Но Тилион то замедлял, то ускорял ход свой, как то происходит и сейчас; и по-прежнему влекла его к себе Ариэн, и так будет всегда. Потому часто видны они над Землею вместе; а порой случается и так, что Тилион подходит к Ариэн столь близко, что тень его затмевает ее сияние, и среди дня наступает ночь.
Засим по уходам и возвращениям Анар Валар впредь отсчитывали дни – вплоть до Изменения Мира. Ибо Тилион редко задерживался в Валиноре; чаще же стремительно проносился над западной землей, над Аватаром или Араманом, или Валинором – и нырял в бездну за Внешним морем, один следуя по пути своему сквозь пещеры и гроты в недрах Арды. Там зачастую долго странствовал он и возвращался с опозданием.