Другое событие, которое можно, оглядываясь назад, считать одним из самых важных, — прибытие в 1321 году Данте Алигьери, специального посланника из Равенны, — похоже, особого интереса в городе не вызвало. Считается (возмутительно!), что из государственного архива том за тот год был утерян. Другие хроники и историки тех времен не проливают света на это событие. Мы знаем о посольской миссии Данте только то, что она была связана с вопросами права судоходства по реке По, что ответ ему был дан невнятный и что, когда пришла пора ему возвращаться, Венеция отказалась обеспечить безопасный путь по самой удобной дороге. Пришлось ему возвращаться через сырые затхлые болота, в результате чего он подхватил лихорадку и умер.

Но как бы ни был дож Соранцо холоден к иностранцам (а Данте он, по его собственному свидетельству, лаской не избаловал), подданные его любили. Его популярности способствовало и то, что он дал новые возможности Большому совету, позволив пустить государственные драгоценности на проведение праздников и отделку представительского государственного корабля «Бучинторо», сверкающего ничуть не меньше, чем драгоценность. С другой стороны, власть совета была, как всегда, ограничена. Овдовевшая дочь Соранцо в 1314 году, по возвращении в Венецию из ссылки, была тут же помещена в монастырь Санта Мария делле Вирджини, в глухом углу района Кастелло. Дож, по традиции, наносил ей формальный визит каждый год, но никогда не просил Совет десяти устроить ее освобождение, и когда в 1328 году он в возрасте под 90 лет умер, она все еще оставалась пленницей. Его тело, перепоясанное мечом, в церемониальных золотых туфлях, упокоилось в гробу в зале синьори ди нотти, с южной стороны старого дворца, глядящей на Моло. Оттуда его перенесли в собор Сан Марко, к могиле жены. После погребальной службы его тело положили в простой саркофаг с гербом Соранцо (но без имени и других надписей), который Можно видеть и сейчас.

Венецианцы всегда отличались хорошей памятью. Понадобилось более полувека мира и процветания, чтобы забыть черные дни папского интердикта, и пятидесятым дожем они избрали Франческо Дандоло, который благодаря терпению и дипломатическому опыту сумел заставить смягчиться папу в Авиньоне. Рескин пишет, что Дандоло по обычаю «укрылся под обеденным столом понтифика, а когда тот сел за еду, припал к его ногам, обливаясь слезами, и добился отмены запрета».

Злые историки полагают, что свое прозвище Кане (Пес) он получил, когда явился пред его святейшеством с цепью на шее, выражая свою смиренную покорность. На самом деле это прозвище носил еще его отец. Кроме того, его с гордостью носил человек, незадолго до избрания Франческо проявивший себя злейшим врагом республики.

Хотя Кан Гранде делла Скала, деспот Вероны, был только тридцати семи лет от роду, более половины из них он потратил, расширяя свои владения, и теперь управлял не только Вероной, но и Виченцей, Фельтре и Беллуно. Это позволяло ему держать под контролем несколько важнейших проходов в Альпах, а с сентября 1328 года — Падую. Таким образом, дож оказался под угрозой экономической блокады со стороны Вероны. Когда в июле 1329 года веронская армия захватила Тревизо, положение стало отчаянным. Через три дня после захвата Тревизо Кан Гранде был сражен внезапной лихорадкой, и Венеция снова вздохнула с облегчением. Но передышка оказалась недолгой. Появились двое племянников-наследников, один из которых, Альберто, был погрязшим в удовольствиях ничтожеством, зато другой, Мастино, был амбициозен и целеустремлен, как его дядя. Он и продолжил дело. Транзитные сборы на венецианские товары, высокая пошлина на грузы, направляющиеся в лагуну с terra firma (твердой земли), даже если они следовали из венецианских владений, не миновали таможен вдоль реки По — все это венецианцам было очень хорошо знакомо, они сами занимались такого рода делами. Они отвечали грабительскими поборами со всех торговцев, проезжавших через Венецию в города, находившиеся под контролем Мастино, но эта битва была неравной, и они знали об этом. Падуя, Тревизо и остальные владения Мастино были отрезаны только от рынка восточных предметов роскоши, возможно, они испытывали некоторое неудобство, но никакого серьезного ущерба. С другой стороны, Венеция полагалась, главным образом, на свои материковые продуктовые ресурсы. Во время кризиса 1268 года она как-то изыскала резервные источники, но ее население с тех пор почти удвоилось. Второй раз так повезти уже не могло.

Если и можно было предотвратить катастрофу, то только силой оружия. Но даже теперь большинство в Большом совете высказывалось против такого решения, против был и дож. Посчитали, что Мастино со своей военной мощью может легко одержать победу, а такая победа может означать конец республики. К тому же Венеция, в силу своей особенности, не располагает сухопутной армией, а обращаться к услугам наемников рискованно из-за дороговизны и ненадежности. Да и, как показали дела в Ферраре, вмешательство в политику на материке всегда приводило к поражению. Все эти аргументы были правомерны и убедительны, но положения они не меняли. Фактически у Венеции не оставалось выбора. Ей нужно было сражаться или погибнуть.

У Венеции было одно преимущество. Скорость экспансии Скалигери вызвала обеспокоенность и в других регионах. Даже договариваясь с потенциальными союзниками, Мастино приобретал новых врагов. Бреша ему досталась в 1332 году. У правящей династии Росси он отобрал Парму, у флорентийцев — Лукку. Его неудачи, такие как попытки отнять Мантую у Гонзага или отравить Аццо Висконти в Милане, вызывали такую же ненависть к нему, как и успехи. В результате начал формироваться союз против него. В самой Венеции прошел срочный призыв 40 100 здоровых мужчин в возрасте 20–60 лет. [136] Следуя обычаю, их поделили на группы по 12 человек. От каждой из них, по их выбору, один человек, а затем, если потребуется — второй, третий, вступал в ополчение, остальные оплачивали его содержание. Но, как говорят, в то время многие вызывались добровольцами, не дожидаясь избрания и не прося жалования. В это время вооруженные отряды из Италии, Франции, Германии и Бургундии — все, несомненно, наемные — собрались общим количеством 30 000 человек под Равенной. Ими командовал Пьетро де Росси, самый заслуженный генерал того времени, младший отпрыск семьи, правившей Пармой до того, как ее захватил Мастино, следовательно, человек, который наверняка приложит все силы для победы.

Десятого октября 1336 года в базилике Сан Марко Пьетро получил знамя Святого Марка от дожа Дандоло. Собравшийся вокруг народ громогласно приветствовал генерала. Через пару дней он с армией пересек Бренту и ступил на землю Падуи. 22 ноября, в день святой Цецилии, он взял крепость, защищавшую огромные соляные копи, благодаря которым Мастино надеялся нарушить монополию Венеции. Затем он подступил к Тревизо. Эти первые победы побудили нескольких колебавшихся примкнуть к союзу. Среди них были Аццо Висконти, Луиджи Гонзага Мантуанский и Обиццо д'Эсте, чью семью с 1317 года отстранили от власти в Ферраре. В марте 1337 года в Венеции был подписан новый договор об официальном основании лиги, имевшей целью «уничтожение братьев Альберто и Мастино, синьоров делла Скала».

Треть расходов полагалось оплачивать Венеции, треть — Флоренции, при условии, что Лукка должна вернуться к ее владениям, а треть — остальным городам Ломбардии.

Окруженному врагами и внезапно атакованному с нескольких сторон Мастино ничего не оставалось, как только просить мира. В Венецию был отправлен его посол Марсилио ди Каррара. Это был странный выбор. Марсилио был деспотом Падуи, пока Мастино несколько лет назад не отобрал ее. И хотя он оставался ее правителем, теперь он был лишь марионеткой в руках Скалигери. Обида Марсилио ди Каррара выросла еще больше, когда его фамильный феод достался Альберто делла Скала, соблазнившему жену его кузена Умбертино. Это можно было уже считать откровенным грабежом. Теперь появилась возможность отомстить. Существует история, как во время своей миссии, однажды вечером, Марсилио ди Каррара остался за столом наедине с дожем. Он уронил салфетку на пол, и оба они встали, чтобы поднять ее.