Отец Уильям был известен тем, что справлял службу с излишней торопливостью. Однако отец Эйдан, доставшийся ему в напарники, изрядно замедлял течение мессы, ибо постоянно запинался, заикался и сбивался в чтении. Сделав неловкое движение, он задел стоявший на алтаре дискос, и куски хлеба для причастия рассыпались по полу. Грей и Дейнман прыснули со смеху, а Элкот метнул на них сердитый взор. Отцу Уильяму и Эйдану пришлось опуститься на четвереньки, дабы собрать хлеб. Бартоломью меж тем скользнул взглядом по рядам и заметил, что Хесселвел крепко спит. Доктор наблюдал, как погруженный в дрему законник сползал со своего сиденья все ниже и ниже, пока наконец не оказался на полу, с грохотом опрокинув стул.

Хотя такое пробуждение было не из приятных, Хесселвел быстро взял себя в руки. Выражение нарочитого недоумения, с каким он встретил осуждающий взгляд мастера, призвано было убедить всех и каждого: Хесселвел не имеет к неуместному шуму ни малейшего отношения. Грей и Дейнман едва сдерживали приступы хохота. Судя по мрачному лицу Элкота, над студентами Бартоломью нависла серьезная угроза штрафа. Хэрлинг взирал на собравшихся с холодным неодобрением, всем своим видом давая понять, что он и не ждал от обитателей Майкл-хауза благопристойного поведения. Кенингэм, по обыкновению, пребывал в блаженной отрешенности. Скрестив руки на груди, он устремил очи ввысь и беззвучно шептал молитвы. На лице Джонстана, стоявшего поблизости от Хэрлинга, играла рассеянная улыбка.

Наконец порядок восстановили, и служба продолжилась. Из-за досадных недоразумений она закончилась с изрядным опозданием. Было воскресенье — день, свободный от лекций и диспутов. Считалось, что магистры и студенты должны посвящать свой досуг чтению или молчаливым размышлениям. Бартоломью полагал, что его ученикам будет полезно использовать этот день для знакомства с трудами выдающихся медиков. Подозвав к себе Грея и Дейнмана, он велел им до обеда проштудировать несколько глав «Прогностики» Галена, а после распоряжаться временем по собственному усмотрению. Грей получил ключ, дабы отпереть ценную книгу, цепью прикованную к полке в маленькой аптеке Бартоломью, а также почетное право читать товарищам вслух.

Услышав слова доктора, брат Бонифаций скорчил недовольную гримасу.

— Воскресный день предназначен Господом для отдыха и покоя! — заявил он. — Тот, кто работает в воскресенье, совершает грех!

— Чтение не работа, и читать в воскресный день дозволительно, — возразил Бартоломью. — Тем не менее если кто-то не согласен с этим, он может не присутствовать при чтении.

— Вы вводите людей в грех! — проскрежетал Бонифаций, угрожающе наставив на врача свой длинный острый нос. — Из-за закоренелых грешников, подобных вам, Господь наслал на нас чуму!

— Устами юноши глаголет истина, доктор, — раздался вкрадчивый голос за спиной Бартоломью.

Оглянувшись, Мэттью увидал отца Уильяма. Судя по фанатичному огню, полыхавшему в глазах высокого тощего монаха, тот был полон решимости завязать жаркий теологический диспут.

— Не надо обвинять меня в грехах, которых я не совершил! — отрезал Бартоломью, не имевший ни малейшего желания вступать в очередную словесную баталию. — С чего вы взяли, что слушать чтение — это работа?

— Но кому-то из студентов придется держать книгу, переворачивать страницы и вслух произносить написанные там слова, тем самым утруждая свой язык, — заявил отец Уильям. — Что это, по-вашему, как не работа?

— В таком случае, святой отец, сейчас вы тоже трудитесь, совершаете грех и вынуждаете к нему других, — усмехнулся Бартоломью. — Вы пытаетесь втянуть меня в теологический спор, а теология — ваше ремесло, ибо вам платят за то, что вы ее преподаете. К тому же вы произносите вслух множество слов, тем самым утруждая свой язык.

— Ваши слова не лишены смысла, доктор, — кивнул головой отец Уильям, оценивший логику Бартоломью. — И все же я никак не могу счесть работой беседу на богословские темы.

— А я никак не могу счесть работой чтение трудов по медицине, — заявил Бартоломью. — Судя по всему, нам не достичь согласия, отец Уильям.

Прежде чем отец Уильям успел открыть рот, Бартоломью отвесил поклон и двинулся прочь. Бонифаций догнал его и бесцеремонно схватил за рукав.

— Я не намерен изучать книги, исполненные ереси, — прошипел он. — Вместо этого я пойду в зал собраний, где отец Эйдан, как всегда по воскресеньям, будет читать Библию. Так что вам не удастся ввести меня в грех.

— Сделайте милость, брат, поступайте, как вам угодно, — устало кивнул Бартоломью.

У него не было ни сил, ни желания выяснять у Бонифация, почему чтение одной книги он считает грехом, а другой — нет. Отделавшись от докучливого францисканца, доктор направился к себе в комнату. Но тут его остановили Грей и Балбек.

— Доктор, мы проверили снадобья, что вы дали нам вчера, — сообщил Грей. — Содержание почти всех бутылочек соответствует этикеткам. Кроме той, где хранился белый мышьяк. Представьте себе, в ней оказался обычный сахар.