Шрифт:
Такое блаженство снова идти по улице, чувствовать стопами мостовую, все еще теплую от летнего солнца.
— Хорошо, — сказал Квинн. — Томми остается еще на неделю. Я успею повидаться с ним до того, как он вернется в Англию. Мне бы не хотелось, чтобы он посещал школу в Англии… Конечно, они постоянно звонят насчет Патси. Это все ее проклятые лекарства. Мне следовало утопить их в болоте вместе с ней. Тогда бы они решили, что она убежала. Я снова сказал им, что убил ее. Жасмин только рассмеялась. Она сказала, что сама желает убить Панси прямо сейчас. Я думаю, единственный человек, который любил ее, действительно любил — это медсестра Сынди.
Я задумался о случившемся, возможно впервые с тех пор, как несколько ночей назад Квинн это сделал. Тело не может уцелеть, утопленное в трясине Сахарного Дьявола. Слишком много аллигаторов. Я горько улыбнулся, вспомнив, как другие пытались избавиться от меня подобным образом. Но бедная мертвая Патси проскользнула мимо меня, когда погружалась во тьму. Конечно же, ее душа растворилась в Вездесущести Спасения.
Мы шли вместе, пробираясь через толпы отважных туристов. Город вскипал от жары.
На прошлой неделе в это же время я был не более чем скиталец, отчаянно одинокий, пока Квинн не вошел в мою жизнь с письмом в кармане, нуждающийся в моей помощи, и Стирлинг прокрался в мою квартиру, дерзнув предстать передо мной. Вскоре Блэквуд мэнор материализовался вокруг меня, Стирлинг стал участником моей жизни, тетушка Куин была жестоко выдернута из нее в ту же ночь, как я был ей представлен, а потом наша дорогая Мэррик покинула нас, а я погрузился с головой в тайны Мэйфейров, и был… Что? Расстроен? Перестань, Лестат. Мне ты можешь сказать правду. Ведь я — это ты. Помнишь?
Я был весь во власти темного страстного воодушевления и снова по моей спине побежали мурашки, едва я вспомнил о Ровэн, час тому назад бросившую мне в лицо горячие обвинения.
А еще был Джулиан, который не собирался появляться прямо сейчас, чтобы избежать риска попасться Квинну на глаза. Я пробежался глазами по вечерним толпам. Где ты, жалкий трус? Дешевое, второсортное приведение? Толкающий обвинительные речи растяпа?
Квинн чуть повернул ко мне голову, не замедляя шага.
— Что это означает? Ты думал о Джулиане.
— Я расскажу тебе об этом позже, — сказал. Я так и собирался сделать. — Ты не мог бы рассказать мне лучше о том, как ты видел дух дядюшки Джулиана?
— Да?
— Что ты почувствовал в самой глубине души? Добрый дух? Злой дух?
— Хммм… Я думаю, очевидно, добрый. Пытался сказать мне, что во мне есть гены Мэйфейров. Пытался защитить от меня Мону. Пытался не допустить, чтобы свершилась некая ужасная мутация, что случилось в итоге, а потом и в семье Мэйфейр. Благоприятный дух. Я рассказал тебе всю историю.
— Да, конечно, — ответил я. — Благоприятный дух и ужасная мутация. Мона упоминала о мутации? Потерянное дитя?
— Возлюбленный босс, что тебя тревожит?
— Ничего, — ответил я.
Нет, еще было не время говорить ему…
Мы дошли до особняка. Охранники приветливо нам кивнули. Я великодушно кивнул им в ответ.
Стояла жара, невыносимая для смертных, одетых в рубашки с длинными рукавами.
Поднимаясь по железной лестнице, мы слышали щелканье клавиатуры, потом зажужжал принтер.
Мона выскочила из спальни, облаченная во вчерашние белые тряпки, с листком бумаги в руке.
— Послушайте! — сказала она. — "Несмотря на то, что этот эксперимент, безусловно, является воплощением зла, так как подразумевает хищническое истребление человеческих существ, все же, без малейшего сомнения, этот эксперимент представляет собой мистическое явление". Итак, что скажете?
— Это все, что ты написала? — сказал я. — Это только один параграф. Напиши что-нибудь еще.
— А… Да! — Она рванула обратно в спальню.
Снова застучали клавиши. Квинн проследовал за ней с багажом. Он подмигнул мне, улыбнувшись.
Я направился в свою спальню, которая располагалась напротив их комнат, запер дверь, ударил по выключателю, чтобы зажечь верхний свет, и стянул с себя всю одежду с дрожью абсолютного отвращения. Швырнув ее на дно изыскано изукрашенного шкафа, я натянул хлопковую водолазку, черные штаны и легкий черный пиджак из льна и шелка с едва заметным узором. Кроме того, я надел черные же ботинки, совершенно новые, похожие на деталь некой современной скульптуры, причесал волосы, пока в них не осталось пыли, и замер, пораженный на миг полнейшей тишиной.