— Каких юридических документов? — терпеливо спросил Квинн.

— Хорошо, — сказала Большая Рамона, чуть подвинувшись вперед на своем стуле, ее темное лицо сделалось очень властным, — Думаю, все присутствующие знают, что многие годы дух Вильяма Блэквуда часто появлялся в этой комнате, указывая на вот этот французский стол между окнами, и никто не знал, что делать. Квинн, ты видел этого духа неоднократно, так же, как и ты, Жасмин. И я должна признаться, Бог свидетель, что я тоже видела, хотя и всегда говорила "Аве Мария", и дух уходил, будто сбитое пламя. А когда мы открывали стол, то, надо сказать, ничего не находили. Просто ничего. И мы убирали ключ обратно в чашку на кухне, хотя, я бы не могла объяснить, зачем мы так старательно прятали под замок пустое место.

— Но вы не знаете, что после того, как вы забрали Мону Мэйфейр, Квинн, вот тогда, сразу, как пропала твоя мать, оставив все лекарства, дух стал появляться снова — днем и ночью. Говорю вам, мне оставалось только, работая в этой комнате, смотреть, как является дед Вильям, указывающий на стол! И то же случалось с моей внучкой, Жасмин. Жасмин, сиди смирно.

(Кстати, стол был под стиль Людовика XV с одним центральным ящиком, с гнутыми ножками и золочеными завитками).

— Итак, наконец Жасмин сказала мне, что не может больше этого терпеть, и что ей не связаться с Квинном, и что она не может выполнять свою работу, как, в общем-то и я, а потом мой мальчик Клем зашел в комнату и даже он почти увидел дух. И поэтому мы решили, да, мы решили еще раз обыскать стол, пусть даже и не было здесь Квинна, чтобы дать нам разрешение. Но пока мы собирались это сделать, Жасмин спала в своей кровати с благословенным маленьким мальчиком Джеромом, и вот тут-то к ее окну подошла Патси, да, говорю вам, Патси, вся в болотной воде и причитающая "Жасмин, Жасмин". И стала царапать по стеклу своими длинными крашеными ногтями, а Жасмин взяла на руки маленького Джерома и с криками выбежала из дома.

Жасмин яростно закивала, упруго сжавшись на моих коленях, как маленький мячик.

— Факт в том, — сказала Большая Рамона, — что Жасмин была единственной в этом доме, кто когда-либо был добр с Патси! Кроме тебя, Сынди, милая, но ты здесь не жила! Да и как дух Патси мог бы выбраться из болота и добраться до тебя в Кленовую усадьбу? А потом мы поставили Гради Брин в известность, что собираемся открывать стол, и ему лучше явиться сюда, потому что стол был закрыт, а ключа в чашке на кухне не оказалось, спустя столько лет, когда он всегда был в этой чашке на кухне, и нам пришлось воспользоваться ножом, чтобы открыть стол.

— Вполне разумно, — согласился Квинн.

Большая Рамона бросила взгляд в направлении Гради Брина, самого уважаемого человека, который извлек из своего коричневого кожаного портфеля то, что оказалось пачкой рукописного текста в прозрачной пластиковой папке.

— И когда мы открыли ящик стола, — продолжала Рамона, — то нашли не что иное, как письма Патси, в которых она сообщала, что "когда вы это найдете, я буду мертва". А потом шло описание, как она собирается отправиться к трясине Сахарного Дьявола, перегнуться через борт пироги и ударить себя по правой стороне головы, чтобы упасть в воду и чтобы от нее ничего не осталось, и мы бы не смогли похоронить ее в семейной гробнице рядом с останками ее отца, которого она ненавидела, о чем мы все знали, так как она об этом говорила.

— Она была так слаба, — вскричала Сынди, медсестра. — Ей было плохо. Она не осознавала, что делает. Да поможет ей Бог.

— Да, возможно, — сказал Гради. — Но, к счастью… Нет, хорошо, не к счастью, но кстати… Нет, хорошо, не кстати, но надо учесть, что Патси неоднократно была арестована за хранение наркотиков, а в ее файле хранились отпечатки пальцев, таким образом мы смогли сравнить отпечатки ее пальцев с отпечатками на страницах, поэтому нет сомнений, что это она писала… — Гради поднялся, торопливо пересек комнату и продемонстрировал пластиковую папку потрясенному и притихшему Квинну. — И где-то на десяти листах своего черновика она распространялась о том, что чувствует крайнюю неудовлетворенность, особенно на самом последнем листе, где она, предположительно, порывается… Я хотел сказать, окончательно решает пойти туда и осуществить свой план.

Квинн держал папку с таким видом, будто она вот-вот взорвется, только смотрел на письмо, которое он мог видеть через прозрачный материал, потом он протянул руку и положил папку на знаменитый, преследуемый приведениями стол, где она и была обнаружена.

Мягко он сказал:

— Это ее почерк.

Все закивали, бормоча и приходя к общему мнению. Рабочие пробубнили, что Патси любила оставлять записочки с указаниями вроде: "заправь мой фургон и немедленно" или "помой мою машину и хорошенько". Таким образом, они тоже смогли опознать ее почерк.

Потом здоровяк шериф, искренне невежественный человек, прочистил горло и провозгласил:

— Ну и в итоге мы, естественно, нашли убедительную улику в пироге.

— И что это было? — спросил Квинн, слегка хмурясь.

— Ее волосы, — сказал шериф. — Точь-в-точь такие же, как и те, которые остались на ее расческах наверху, и все, кто знал Патси, уверяют, что она никогда не пошла бы туда по какой-то иной причине, поэтому выходит, что она там себя и застрелила, а то зачем бы она забралась в пирогу?

— Вы так быстро сделали анализ ДНК? — холодно спросил Квинн.

— В этом не было необходимости. Любой мог бы опознать ее волосы хотя бы по лаку, которым она пользовалась, даже запах остался, — сказал шериф, — но если ты планируешь похоронить ее на своем маленьком кладбище, где ты любишь закапывать всякие вещи и устраивать представления с огнем и тому подобным!..

— Шериф, пожалуйста, будь помягче с мальчиком, — сладким голосом сказала Сынди, медсестра, — ведь речь идет об его матери.