Разрисованная едой клеенка под моим давлением поползла вниз, увлекая за собой расставленные на ней физически существующие закуски и напитки. Генофон не отвечал, вместо этого он пьяно насупился и потянул скатерть с противоположной стороны, выравнивая баланс сил и спасая бутылки от боя. Судя по реакции, мне не удалось напугать соседа-водопроводчика, систематическое пьянство сделало его безучастным к собственной судьбе.

Худой мир лучше доброй войны, поэтому, потягав скатерть взад-вперед пару минут, мы успокоились.

— Не ершись, Витек, ты же дома. Суши портянки, кури, пей, приходи в себя, одним словом, — сказал Генофон, отдышавшись и пригладив вспотевшие волосы.

Сказал и налил водку в стопки:

— Тебя два года не было. Ты, наверное, там у себя в тундре даже телевизора не смотрел и белых медведиц принимал за женщин. Ты ведь, это, обижался, поди? А все было продумано правильно. Телевизор ведь, братка, смотреть вредно. Наукой доказано. А от женщин у солдата нервные расстройства — это еще раньше доказано, до того как изобрели телевизор. Когда человек сам не знает, как о себе позаботиться, о нем заботится Родина. Родина давала тебе еду и питье, обеспечивала обмундированием, а за это ты охранял ее от врагов.

— Дядя Гена, — я схватился за стопку. — Давай за Родину выпьем!

— Ты это, Витек, погоди пока пить, — продолжил сосед. — Слушай дальше…

Дальше Генофон заговорил неожиданно умно, как не должен говорить человек его должности, Генофон заговорил совсем как человек государственной мысли. В его голосе зазвучали знакомые ставропольские нотки, отчего я проникся к Генофону каким-то особенным доверием, почти как к старшему офицеру.

— Ты помнишь, что было до армии?

— Ну, я много чего помню. Ты в какую сторону клонишь, дядя Гена?

— Я про это дело на «П», понял?

— Не очень.

— Ну, ты даешь! — искренне удивился Генофон. — Перестройка! Горбачев!

— Тот, который с пятном на голове?

— Точно. Все-таки запало в тебя кое-что, может, и дальше поймешь. Значит, так. «Гласность», «демократия», «консенсус» и тому подобная галиматья — это ты помнишь?

Я кивнул, потому что не хотел лишний раз выглядеть глупым.

— Хорошо. По замыслу руководства страны, это должен быть переход от хорошего к лучшему. За то время, пока ты служил, процесс шел полным ходом и почти подошел к концу. Понял?

Естественно, я не понял.

— Не понял? — Генофон рванул на груди майку и повысил голос. — У меня зарплата двести пятьдесят тысяч карбованцев! Бутылка «Столичной» водки стоит сто двадцать тыщ! А наша Родина успела превратиться в пятнадцать маленьких «родинок»! Украина, Белоруссия, Казахстан — теперь разные страны, понял?

— Дядя Гена, ты охренел? — от всех этих неожиданных слов я протрезвел, словно меня окатили холодной водой, я вспомнил про тезку Виктора и подумал, что тот мог остаться без родины. — Быстро говори: Удмуртия теперь отдельная страна тоже? Есть вообще Удмуртия?

— Удмуртия? — Генофон поскоблил озабоченно нос. — Это там, где танки производят?

Я опять кивнул, полагаясь на интуицию.

— Думаю, наша еще Удмуртия, держится на карте еще, — скрывая неуверенность, дядя Гена отвел взгляд в сторону. — Удмуртию, наверное, спасли от распада те чудики, которые объявили переворот — Янаев, Павлов и Пуго. Только Удмуртию и Чувашию, больше у них не вышло, народ не пошел за ними. Говно народ оказался. Народ всегда говно был.

— Ну да, а дальше? Они победили?

— Нет. Говорят, план у них был жесткий, как пик Коммунизма, но просрали они план этот, пропили. Пили и смотрели «Лебединое озеро» по телевизору, эстеты хреновы. Их и повязали поэтому. Один Пуго успел застрелиться… До сих пор не могу успокоиться. Давай, накати по одной!

Я налил, и Генофон быстро выпил.

— А Горбачев? — нетерпеливо спросил я, не дожидаясь, когда водка достигнет желудка.

— Что Горбачев? — переспросил Генофон.

— Куда смотрел? Почему допустил такое?

— Туда же, куда и Гайдар, и Сысковец, и Бурбулис… — махнул рукой водопроводчик.

— Сысковец? Бурбулис? — меня разобрал нездоровый смех. — А это что еще такое?

— Об этом не спрашивай, — дядя Гена потянулся к бутылке. — Давай лучше пить.

Дальше мы пили, не чокаясь, без закуски и тостов, не тратя время на праздные разговоры…

Когда водка кончилась, дядя Гена приволок из кладовки бутыль с мутной жидкостью, на горлышке которой раздувался дрожжевым брожением гандон. Он и перевел мои мысли из общественного русла в личное. Закурив для уверенности сигарету, я как можно небрежней спросил: