Потом, когда до дома оставался всего один квартал, она вдруг представила себя красивой, прославленной особой; вот она гуляет в саду, и ее длинные юбки мягко шуршат по земле, она грациозна, вокруг толпятся жаждущие автографа почитатели.

— Пожалуйста, — нежно просит она, обмахиваясь веером, — пожалуйста, не говорите, что я красива. Это не так.

Но ее голос тонет в бурных протестах, и она, тихо смеясь, уступает им.

Отец запретил ей разговаривать с Эдной и написал отцу Эдны резкую записку, на которую не получил ответа. Маме пришлось отдать креповое платье в стирку, так как подол был весь в грязи.

Позже, через много лет Кэтрин скажет Эрону:

— По-моему, обыкновенные люди не видят красоту. По-моему, обыватель попирает красоту, потому что она гораздо выше его.

— Ты всегда была неблагодарным, избалованным ребенком, — сказала мать, беспокойно ворочаясь в кровати.

— Ты ведь, кажется, живешь на мои деньги? — безразлично ответила Кэтрин. — Ешь-пьешь, и врач к тебе приходит два раза в неделю.

— В тебе нет даже искры любви ко мне.

— И все же что-то заставляет меня заботиться о тебе, кормить тебя.

Слабыми, высохшими руками мать натянула на себя одеяла.

— И за что мне только досталась такая дочь!

— Не гневи Бога, — ответила Кэтрин.

Она стояла в дверях кухоньки, опершись на косяк, и ждала, пока сварится овсянка для матери. День в конторе был длинный, унылый, приближалась зима (та самая зима, когда она могла бы купить дешевое меховое пальто, если бы не приехала мать), а мать не подавала никаких признаков улучшения или ухудшения. Кэтрин было почти безразлично все, кроме того, что ей двадцать три года, она до сих пор связана по рукам и ногам, а романтика и слава всё не приходят.

— Слышал бы тебя твой бедный отец!

— Мой бедный отец уже никогда ничего не услышит, и меня это вполне устраивает.

Мать попыталась приподняться в постели, смягчить Кэтрин заблестевшими в глазах слезами.

— Он был тебе хорошим отцом, Кэтрин. Ты не должна его плохо вспоминать.

Кэтрин рассмеялась и ушла в кухню.

Когда Кэтрин было двенадцать лет, мать решила позвать к ней гостей. В магазине, где продавались всякие дешевые мелочи, она купила маленькие пригласительные открытки, бумажные колпаки и крошечные плетенки для конфет. Еще купила мороженого, игру "Прикнопь ослу хвост" [5] и испекла торт.

— На все ушло не больше трех долларов. — сказала она отцу. — Основную часть суммы я взяла из хозяйственных денег на неделю.

— Не понимаю, зачем устраивать для Кэтрин дорогие увеселения, — сказал, хмурясь, отец. — Она моя дочь, и ее положение объясняет отсутствие мирского легкомыслия в ее жизни.

— Но у ребенка никогда не было гостей, — твердо стояла на своем мать.

— Не хочу гостей, — сказала себе Кэтрин, лежа в кровати, одна, наверху в своей комнате. — Никого не хочу здесь видеть.

Мать разослала маленькие приглашения (Кэтрин Винсент, четверг, 24 августа, от 2 до 5 вечера), и пришли почти все из двенадцати приглашенных.

Это был неудавшийся, скучнейший вечер. Кэтрин в старом платье с новым воротничком и манжетами и мать в платье, которое она надевала в церковь, встречали гостей у двери и рассаживали их в общей комнате, где на столиках одиноко торчали плетенки с конфетами. Гости брали по одной конфетке, играли в "Прикнопь ослу хвост", но не дольше, чем того хотелось миссис Винсент, а потом тихонько сидели, пока кто-то из них не догадался сказать, что пора домой.

— Но вы еще не попробовали мороженого! — весело воскликнула мать Кэтрин. — Вы не можете уйти, не дождавшись мороженого.

Для Кэтрин воспоминания того вечера были воспоминаниями о матери, как она яростно все устраивает, смеется, мурлычет себе под нос, снует туда-сюда, и ее старое платье то и дело мелькает среди выходных платьиц детей; как она восклицает:

— Ну, что за милашка!

Или:

— Ты, наверное, самая красивая девчурка в классе!

Потом за обеденным столом мать спросила ободряюще:

— Ну что, киска, ты довольна вечером?

— Говорила я тебе, что они притворяются, — ответила Кэтрин. — Не любят они меня.

— Кэтрин незачем приглашать гостей, если они не умеют вести себя с ее матерью, — сказал мистер Винсент, предаваясь тарелке с печенью и копченой грудинкой. — Ты измоталась, истратила кучу денег, а ребенку все это было не нужно.

— Помнишь тот вечер, когда ты пригласила ко мне детей? — спросила Кэтрин у лежащей в постели матери. — Помнишь тот ужасный вечер, когда ты настояла, чтобы дети пришли?