— Скажи, коль знаешь.

— Двенадцатинедельная беременность.

— Ты шутишь, Боря… — не поверил своим ушам Антон. — Чурсина совсем еще девочка!

— Бывает, и девицы рожают.

— Чем она отравилась?

— Пахикарпином. Таблетки такие есть, стимулирующие родовую деятельность. Три-четыре штучки уже представляют опасность для здоровья. Чурсина же проглотила их не меньше десятка, по всей вероятности, рассчитывая прервать беременность.

— Кто-то подсказал ей…

— Разумеется, не в журнале «Здоровье» прочитала, — Медников повертел в пальцах окурок и бросил его в пепельницу. — Случай, скажу тебе, криминальный. Почему? Хотя бы потому, что пахикарпин можно достать только по рецепту, как говорится, с круглой печатью. Во-вторых, порекомендовать такую дозу, какую приняла Чурсина, может только или дремучий в медицине человек, или осведомленный злонамеренный убийца.

В райотдел Бирюков вернулся расстроенным и злым. Было такое состояние, будто уже который день продолжается бег на месте. Много потрачено сил, а сдвигов — почти никаких. Мало того, с каждым днем дело все больше и больше осложнялось.

Вскоре в кабинет забежал Слава Голубев. Он еще раньше Бирюкова успел повидаться с Медниковым и с присущей ему оперативностью уже объехал на служебной машине все аптеки райцентра. Ни одна из них, как выяснилось, в последние дни официальным путем пахикарпин не отпускала. Неофициальные каналы так быстро, конечно, проверить было нельзя.

Скороговоркой доложив Бирюкову о проделанной работе, Голубев передохнул и зачастил снова:

— Интересные сведения откопал на подстанции. Помнишь, подполковник давал задание проверить молоденького монтера, который дежурил с погибшим Лаптевым? Так вот, этот монтер, Валерка Шумилкин, хорошо знаком с Федором Костыревым.

Антону вспомнилось сказанное Светланой Березовой в кафе «Космос»: «Радиотехник-любитель у него есть знакомый. Валерка. Смышленый мальчишка, сам телевизоры ремонтирует и даже собирает».

— Из каких источников узнал? — спросил Бирюков.

— Сам Шумилкин рассказал.

— Что думаешь по этому поводу?

— Валерка — отличный парень. Комсомолец, дружинник. Словом, за него ручаюсь, как за самого себя. О связи с преступниками не может быть и речи. Интересно другое — не перебивай, слушай. Два года назад Лаптев лечился от запоя в областной психоневрологической больнице. После лечения спиртным не злоупотреблял, однако в пивной бар «Волна» заглядывал частенько. Был он там и в субботу, накануне последнего в своей жизни дежурства. Валерка собственными глазами видел, как Лаптев тянул пиво в компании с Моховым, Костыревым и еще с каким-то парнем. Возле них услужливо вертелась Дунечка.

— Гоганкина не было?

— Нет.

— Зачем Шумилкин в бар заходил? Тоже пиво пить?

— Нет. Забежал перед дежурством за сигаретами. Там ничего табачного в продаже не оказалось. Валерка заторопился в магазин, но у выхода из бара его остановил Костырев. Был хмельным в дугу, бормотал, что уезжает на север, мол, в райцентре все опостылело. Затем подошел Лаптев и предупредил, что немножко опоздает на дежурство.

— Насколько он опоздал?

— Явился минута в минуту.

— Пьяный?

— Почти нет. Валерка говорит, что Лаптев всегда таким приходил.

— Еще какие новости узнал?

— Около одиннадцати вечера на подстанции побывали Дунечка и Гога-Самолет. После их ухода Лаптев стал нервничать. Закрылся в своей дежурке. Через час вышел оттуда заметно навеселе. Проверил пульты и, обнаружив непорядок в работе ртутного выпрямителя, спустился в аккумуляторную. В два часа пятнадцать минут ночи Валерка услышал из аккумуляторной крик… Оказывается, вместо нужного рубильника Лаптев снял энергию с линии освещения района Сельхозтехники и полез ремонтировать выпрямитель, находящийся под напряжением.

Доложив Бирюкову свежую информацию, Голубев ушел. Антон через окно задумчиво стал рассматривать людей, ожидающих на противоположной стороне улицы автобус. Хотелось поговорить с подполковником Гладышевым, но идти к начальнику райотдела ни с чем было неловко — логически обоснованная версия, несмотря на дополнительно полученные сведения, никак не выстраивалась.

Подошедший автобус высадил на остановке пассажиров. Среди них Бирюков увидел Светлану Березову. Размахивая неизменной своей сумочкой на длинном ремне, она почти бегом пересекла улицу, направляясь к райотделу. Антон сел за стол и через несколько секунд услышал решительный стук в дверь кабинета. Березова вошла порывисто, поздоровалась и сразу же достала из сумочки почтовый конверт.

— В этом конверте было последнее письмо, полученное Федей, — сказала она, садясь против Антона на предложенный стул.

Бирюков заглянул в конверт. Березова тяжело вздохнула:

— Письма нет — Федя прочитал его и сжег. Федина мама говорит, что после этого начались все неприятности. На расспросы только сказал, будто письмо от моей мамы. Но почерк на конверте вовсе не мамин. Это я гарантирую. И вообще…

Антон стал разглядывать конверт. Марка была погашена штемпелем Новосибирского главпочтамта, как и на том конверте, который Костырев прислал Светлане с ее письмом к московскому инженеру Митякину. Тот же штемпель, та же дата отправления из Новосибирска. Почерк, заметно измененный, с наклоном влево, походил на женский.