Когда стрелки часов приближаются к десяти, я поднимаюсь на лифте на 74-й этаж, украдкой поглядывая на свое отражение в элегантных коричневатых зеркалах. Но, боюсь, я себя все-таки выдаю, потому что какая-то женщина, собравшаяся выходить на 55-м, вдруг говорит: «Позвольте-ка», улыбается и поправляет мне сзади галстук, как следует пряча его под воротничок рубашки. «Удачи!» — говорит она и взмахивает рукой на прощание. Люблю незнакомцев.

Двери открываются. Офисные помещения «Бектола» встречают меня разными оттенками загара, лазерными принтерами и оживленной деятельностью.

А служащие — служащие просто глаз не оторвать: все сплошь щеголеватые интеллектуалы, у них на завтрак, как пить дать, мартини и шоколадный торт. Я успеваю заметить, что омертвевшие побуревшие кончики на листьях растений в коридоре аккуратно обстрижены — верный признак, что фирма процветает.

Я сообщаю дежурному в приемной, что мне назначено, и в ответ слышу, что мистер Дональд Кепке выйдет ко мне буквально через минуту. Внутренне готовый к предстоящему мне изнурительному ожиданию, я утыкаюсь взглядом в утреннюю газету, но воспринимать что-либо я не в состоянии — ведь скоро я увижу самого Фрэнка Э. Миллера!

Мистер Кепке появляется ровно в десять, секунда в секунду. Темно-синий костюм, вид подтянутый и солидный одновременно.

— Надеюсь, вы меня не заждались?

— Нет-нет, что вы!

— Дональд Кепке.

— Тайлер Джонсон.

Я бросаю взгляд на туфли мистера Кепке — в жизни своей не видел, чтобы шнурки были продеты таким вот образом. О Боже, богатые даже обувь шнуруют по-особому, и мне, верно, никогда этого не постичь.

Мы пожимаем друг другу руку. Он, конечно же, мысленно меня оценивает. Секундная паника: может, надо было тщательнее уложить волосы, но мой фен сдох, а гостиничный попросту отсутствовал.

— Пойдемте со мной, мистер Джонсон, — говорит он, — Фрэнк ждет нас.

Вот это скорость!

Мы идем через офисный лабиринт: благотворно действующая на глаза изумрудно-серая гамма стен и ковровых покрытий; велюр — для звукоизоляции; прозрачные стены, окружающие небольшие конференц-залы; электронное табло с оперативными сводками о котировках акций «Бектола» на Нью-Йоркской фондовой бирже; выключенные из сети компьютеры, во сне мечтающие о диаграммах; широкие проходы, где легко разойтись и никто никому не мешает; множество кодовых и голосовых идентификационных устройств, открывающих доступ туда или сюда. От всего этого офисного великолепия у меня голова идет кругом. Я чувствую, что не справляюсь, словно меня пригласили на пиршество со средневековым размахом, где угощение готовится по принципу «свинья в баране»: это когда повар берет, скажем, голубя и засовывает его в курицу, курицу в козленка, козленка в свинью, свинью в барана, барана в корову — а потом все вместе на вертел!

Мы в очередной раз сворачиваем за угол, и — вуаля (обморок!) — передо мной Фрэнк Э. Миллер собственной персоной, сидит за столом темного дерева, в точности как на фотографии в книге. Он говорит по телефону, соединенному с наушниками и микрофончиком у него на голове, и говорит — ни за что не догадаетесь — про шкуры белых медведей! Он жестом велит нам садиться и кивает в сторону кофейника. Справа от него медный телескоп. Слева карта мира. Позади потухший вулкан — гора Рейнир.

Мистер Кепке наливает мне кофе. Фрэнк нараспев произносит в микрофон «до свидания» (наушники с микрофоном почти такие же, как были у меня, когда я управлял известным агрегатом в «Крылатом мире») и широко улыбается нам обоим. Кажется, настроение у него превосходное.

— Джонсон, — говорит он, жестом приглашая меня подойти поближе, — что вы думаете о будущем?

Ничего себе начало!

— Что я думаю, сэр? — спотыкаюсь я. — Я думаю, для того, чтобы быть счастливым — чтобы подходить к будущему с правильным, позитивным настроем, — нельзя зацикливаться на мысли, что жизнь не так хороша, как была когда-то. Жизнь сейчас по определению должна быть лучше, чем когда-либо в прошлом, и в будущем она неизбежно будет все лучше и лучше.

— Верно. Правильно. А то вот мой приятель только что убивался по телефону из-за того, что эскимосы не желают больше использовать мочу при выделке медвежьих шкур. Придумали взамен старого дедовского способа что-то новенькое. Лично я обеими руками за. Молодцы эскимосы! — Фрэнк встает из-за стола, и мы обмениваемся рукопожатием. — Это ведь вы написали письмо о захороненных свалках? Сильно. Сильно.

— Спасибо, сэр.

— Ваше письмо уже стало у нас в фирме своего рода классикой жанра, — от себя добавляет мистер Кепке. — Мы его скопировали и разослали факсом по внутренним линиям — надеюсь, вы не против. У нас на 74-м вы теперь местная знаменитость.

— Я считаю, вы должны работать у нас, Джонсон, — решительно вклинивается Фрэнк Э. Миллер. — Золотых гор сразу не обещаю, но вы быстро продвинетесь. Нам нужны люди со свежими идеями. С мечтами. Без идей нет новой продукции, а без мечты нет идеи. Дональд вам что-нибудь подберет. Дональд, найди для Тайлера подходящую работу. Стойте… Я хоть спросил — вы хотите работать в «Бектоле»?

— Я бы очень хотел работать в «Бектоле», мистер Миллер.

— Фрэнк. Фрэнк!

— Фрэнк.

— Если вы пройдете со мной, мистер Джонсон, мы прямо сейчас что-нибудь для вас подыщем.

— На разговоры сейчас нет времени, Джонсон, — говорит Фрэнк. — Но ничего, проявишь себя в работе — скоро встретимся снова.

— Да, сэр.

— Фрэнк.

— Да, Фрэнк.

— Постарайся, чтоб я гордился тобой, Джонсон, — гордился!