Сначала все идет быстро, так что в вас все время поддерживается коллекционерский азарт. В филателии вообще начало легко и быстро. Пять, десять, семьдесят, восемьдесят — через два месяца у вас первые сицилийские в сборе. Но затем темп замедляется. Чем больше у вас марок, тем труднее доставать следующие. Ведь вам это уже известно. Во­семьдесят шестую и восемьдесят седьмую такой монакский князь как-нибудь еще доста­нет, но три следующих, до девяноста, уже вызывают затруднения и стоят по триста— пятьсот франков. До девяноста шести этот князь дотянул, а за девяносто шестой экземп­ляр заплатил уже две тысячи.

Оставалось раздобыть еще четыре. Это уже не масса и не куча, как раньше, это от­дельные индивидуумы. За каждый в отдельности надо снаряжать охоту, о каждой можно написать детективный рассказ. Девятая марка в седьмом ряду и третья в третьем были для князя закуплены после длительных переговоров, причем первая — в Германии, у бывшего ротмистра, за три тысячи, а вторая — у шведского фабриканта галош, затребовавшего, кроме трех тысяч, еще любой другой экземпляр двугранановой. А так как он не заботился об отклонениях, то у него теперь были и деньги, и марка. Третью, предпоследнюю, один торговец искал целый год и послал по ее следам в Бухарест своего агента. Агенту при­шлось отправиться еще в Бордо, а из Бордо — в Ригу. Торговец получил за марку восемь тысяч плюс дорожные расходы.

Итак, после двухгодичного труда лист был заполнен девяноста девятью марками. Незаполненной оказалась еще только одна клеточка, ну, скажем, четвертая в седьмом ря­ду, маркой, которая долгие годы до этого была безразлична всем. Но, удивительное дело, законен такой вопрос: почему же она в то же время в течение этих поисков сицилийских марок не появилась? У нее в слове «Bollo» первое «о» немного толще, и это единственное, что в ней примечательно.

Теперь все ищущие щупальца кольцом сомкнулись вокруг этой марочки. Несмотря на то, что погоня нацеливалась именно на нее, ей словно удавалось увильнуть от всех сил­ков и приманок. Можно было подумать, что она где-то пряталась. Но ведь таких, как она, марок, имеется на свете столько же, сколько и других. А она вот запропастилась, не найти ее. И если она не отыщется, то все это дорогое двухгодичное предприятие рухнет, рассы­плется, лист никогда не будет полностью восстановлен.

Но тогда не текла бы в жилах монакского князя коллекционерская кровь. В реши­тельный момент он взял дело в свои руки, устранив от него своего секретаря, и поднял дирижерскую палочку. Казалось, что охота за последней маркой приносит ему особое на­слаждение и что он вообще взялся за составление сицилийских марочных листов только из-за сильного волнения, доставляемого ему этим последним этапом поисков. Несомнен­но, он получал от этого больше удовольствия, чем его гости от рулетки и баккара, которые поставляли ему средства для этого удовольствия.

Князь в своей горячке поставил на ноги весь филателистический мир. Наобещал всем златые горы. Удесятерил цены. Подгонял торговцев и аукционеров собственноручными письмами. Подсказывал им, где искать. Он выезжал даже за границы своего княже­ства и приглашал к себе известных филателистов, которые, по его подозрению, могли прятать это сокровище.

Коллекционеры и торговцы мира возбуждены, князь все накаляет атмосферу. Все филателисты роются в своих запасах, разыскивая 2 Gr Sicilia, вообще-то довольно деше­вую и известную марку, но из-за своего незначительного отклонения получившую теперь в обстоятельном каталоге Зампоччи 476-й номер. Да, это именно четвертая марка в седь­мом ряду, которую распознают только по ее толстому «о».

Человек, владеющий ею, обладал теперь, таким образом, целым состоянием, а всего два года назад каждый охотно продал бы мне ее за пятьдесят франков. Торговцы пытают­ся нащупать все новые и новые места, где ее можно было бы купить. Агенты гоняются за любым более или менее крупным коллекционером. Журналы и газеты объявили: за 476-й номер каталога Зампоччи будет выплачено десять тысяч швейцарских франков. И снова все филателисты мира устремились с лупами к своим сицилийским маркам, разыскивая, нет ли у них экземпляра этой обыкновенной марки, ставшей внезапно драгоценностью, потому что она нужна князю. Еще одна волна объявлений в газетах и журналах во всю страницу. Новые вежливые и заманчивые письма торговцев своим клиентам.

Я, конечно, также получил такие письма от Келлера из Берлина, от Шампиона из Парижа, от Фридля из Вены, от Стенли Гиббонса из Лондона и бог знает от кого еще с вежливыми предложениями пересмотреть свои сицилийские, нет ли в моих запасах 476-го номера каталога Зампоччи, и в случае, если он у меня окажется, откликнуться, поставив любое приемлемое условие.

Сицилийские марки я не собирал. Но, может быть, потому, что мне доставляло ра­дость видеть столь виртуозную граверную работу на крошечном листочке, я сохранил у себя ленточку таких самых дешевых марок. Да, черт никогда не дремлет. Просто не вери­лось, что у меня оказалось сразу даже два экземпляра этой марки: один — в альбоме, пре­красно гашеный только на уголке, а второй — в запасе, также еще вполне сохранившийся.

Следовательно, я мог предложить солидной фирме Стенли Гиббоне купить у меня тот вполне приличный экземпляр из альбома за двадцать тысяч франков, и они немедлен­но заплатили бы мне эту сумму, потому что монакский князь заплатил бы им за нее в два раза дороже. Но меня надо знать. Я сказал себе: и я и он коллекционеры. Три года назад эта марка имела обыкновенную каталоговую цену. Не станем же мы наживаться друг на друге. Я написал монакскому князю, что ему, видимо, не хватает именно этой марки и что я позволяю себе послать ее ему даром. И подписался: Игнац Крал, Прага.