У нас уже состоялась помолвка, когда в какое-то из воскресений начался дождь и, к моей радости, мы остались дома за кофе. Ведь я уже соскучился по кварт-блоку и поспе­шил взять альбом в бельевом шкафу. Открываю его — но кварт-блока там не оказалось. На его месте осталась только полоска из двух розовых марок, и было видно, как их снизу, близко и случайно отстригли от их соседок.

— Знаешь, Игнац, — сообщила она мне, — мебель для салона стоила восемнадцать сотен. И когда я от тебя узнала, как дороги эти марки, я отстригла две, только две, и отне­сла их господину Шкоде в Старом пассаже. Он торговался, но я все же из него выкачала эти восемнадцать сотенок. А остальные две марки, дружок, я сохранила для тебя, как сва­дебный подарок. Они твои.

Я печально посмотрел на оставшуюся пару. Трудно было спорить, Йоганка продала вторую пару за очень приличную цену. А эта, оставшаяся, хотя у нее и был немного узкий нижний край была все же неплохим свадебным подарком. И все же я не радовался ему. Бесконечная жалость охватила меня. Какая гармония уничтожена, — подумал я, — какой чудесный квадрат превращен в нескладный прямоугольник. В мире словно исчезла одна из его неповторимых красот, ведь этот кварт-блок был единственным и последним на це­лом свете. Меня ужаснула мысль, что нежные женские руки были в состоянии так запро­сто чикнуть ножницами и бездумно изменить картину мира, отняв у него навсегда нечто большое. Я испугался. Ведь это были как раз спокойные руки Йоганки.

Да, сударь, у меня появилось такое ощущение, будто она глубоко врезалась ножни­цами в мое сердце и располосовала его на две половины. Но это личное чувство пришло лишь после первого ужаса, когда мне показалось, что рушится часть света. И сразу мельк­нула у меня новая мысль: как же тогда она станет обращаться со мной, если она была столь бесцеремонна с нежным квадратиком? И есть ли у нее чувство к чему-либо, тре­бующему уважения и деликатности, если она могла уничтожить ради вульгарной красной плюшевой мебели такую лучезарную безмолвную драгоценность? Я подумал даже, что в глубине души она ненавидит марки, если способна идти на них с ножницами, и что весь ее интерес и терпеливое внимание к моим рассказам о них были притворством, просто ей надо было любым путем завлечь меня. Еще хорошо, что она вовремя открылась мне в ис­тинном свете, иначе хлебнули бы мы горя, я и они…

При слове «они» Крал пробежал глазами по всем шкафам, вещевым и бельевым, по стеллажам, уменьшавшим размеры его комнаты так, что пространства оставалось лишь для одного человека.

— Помню, я взял тогда шляпу и зонтик — да, я уже тогда носил с собой всегда зон­тик — и ушел. А потом… потом я написал ей письмо. Не знаю, поняла ли она, почему я не женился на ней. Вскоре после этого Штарк послал меня в продолжительную коммерче­скую поездку, а позднее я стал обходить улицу, где она жила. Ну вот, так было покончено с моей женитьбой, без шума, с этой и с будущими, если бы они когда-нибудь угрожали мне. Я получил серьезный урок.

— А у нее как сложилась жизнь?

— Через полгода она вышла замуж и прислала мне извещение о свадьбе. Ее муж был торговцем писчебумажными принадлежностями. Позднее они начали и марками торговать. Это, видно, ей по сердцу. Ведь известно, что торговцы марками ненавидят мар­ки.

Вот моя последняя новинка.

Господин Крал показал мне большой нарядный конверт с наклеенными на нем мар­ками. Из-под легких почтовых штемпелей светились напечатанные золотом очертания са­молета и изящные восточные буквы.

— Хайдарабад — воздушная почта, — пояснил Крал. — Отличный вклад в кол­лекцию Хайдарабада. Надпечатка на марках — чистое червонное золото. Настоящая ред­кость и роскошь. Золото должны были наносить ручным способом. Что же, на десяти эк­земплярах это можно сделать! Нравятся?

— Красивые. Как они к вам попали? — полюбопытствовал я. Пути, какими Крал иногда приобретал свои марки, были удивительными.

— Письмо шло воздушной почтой до Калькутты, а оттуда британской индийской почтой прямо ко мне домой. Это также необычно, ведь марки этих маленьких индий­ских княжеств имеют хождение не дальше их границ. На письма, посылаемые за границу, надо наклеивать марки индийской почты. Что касается этого письма, то для него сделали исключение. А самое удивительное состоит в том, что таких марок выпущено всего десять штук. И вот, представляете, через год вы натыкаетесь в каталогах на следующее: Хай­дарабад, первая воздушная почта: 1, 3, 5 анн, 2, 4 рупии. Тираж 10 экземпляров. В част­ном владении. Владельцы: английский, испанский, итальянский короли, Рокфеллер — он основал у них там институт для исследования причины чумы — и, наконец, Игнац Крал, филателист, Прага. Это что-нибудь да значит!

— Я все еще жду ответа: как вам удалось заполучить такую трижды редкост­ную вещь?

— Она прислана мне махараджей из Хайдарабада. Он отпраздновал юбилей и разо­слал таким образом написанные им письма.

— Махараджа? Мне хочется взглянуть на его письмо, если это не секрет какой-нибудь.

— Какой там секрет! Черт подери, куда же я его сунул? — и Крал принялся искать письмо на своем рабочем столе, где были свалены груды журналов, писем, оставшихся без ответа, лупы для изучения марок, пинцет, пока, наконец, не извлек откуда-то солидный картонный лист. Одна его сторона уже была небрежно исписана какими-то цифрами, ско­рее всего, номерами марок. — Фу, нашел, наконец! Я ведь сегодня уже держал его в ру­ках.