Шрифт:
У Фёдора имелось трое братьев — коммунары Тихон, Иван и Василий. Почему-то не милиция, а именно они взялись за расследование. Для начала собрали комячейку и арестовали два десятка крестьян. Казнить арестованных, впрочем, не стали, а «всего лишь» избили молотками и ограбили. Странное правосудие… ну да ладно, мы же не знаем, сколько было выпито сельскими коммунистами.
Всё бы на том и окончилось, но ведь существовал еще и закон, хотя бы в виде инструкций из уездного исполкома! Узнав о произволе, председатель волисполкома Красников решил провести свое расследование этой истории, поручив следствие собственному брату Демьяну. Тот собрал липовских коммунистов, числом семь человек, и честно сказал, что придется-таки ответить. Судя по дальнейшим событиям, во время партсобрания выпито было очень много, потому что есть идеи, которые в трезвую голову не приходят. Но факт, что именно Демьяну пришла «гениальная» мысль: совершить новое преступление, желательно политическое, и тем самым отвлечь внимание от старого.
В качестве жертвы они выбрали коммунара Лукьяненко, кандидата в члены РКП(б) и свидетеля убийства председателя, смерть которого удобно было свалить на происки врагов. Исполнителем стал местный хулиган и дезертир, взявший в напарники такого же, как сам, приятеля. Идею согласовали с новым председателем сельсовета, в курсе был и Красников-председатель. В ночь на 9 января 1923 года киллеры зарубили Лукьяненко вместе с женой и тремя детьми и тут же уехали в соседнюю деревню в гости — строить себе алиби. А коммунары начали искать террористов.
Из соседних волостей в Липовский съехались три десятка коммунистов, которыми командовал секретарь волостного комитета. Был организован и штаб по расследованию, во главе поставили представителя губкома Лукина, двадцати лет от роду, который как раз в это время проводил в волости кампанию политвоспитания. Началось «следствие», вскоре к нему подключился начальник раймилиции, не добавивший законных методов, однако давший делу некий формальный статус. Было арестовано около 50 человек, из которых с помощью пыток за несколько дней сколотили «антисоветскую организацию».
Однако чего убийцы не учли — так это того, что политические дела подлежали ведению не раймилиции, а ГПУ. Местные чекисты узнали о преступлении 15 января (пока еще доберешься до Каргата!) и достаточно быстро разобрались в происходящем, отпустили «террористов» и арестовали настоящих убийц. Надо полагать, те свое получили. Чекисты хотели развернуть ещё и громкое дело о самосуде, однако этого им сделать не дали — партия уже тогда предпочитала заметать мусор под ковер… хотя есть в этом своя грубая правда. Авторитет власти был и так невелик, чтобы добивать его подобными судебными процессами. Тем не менее волостную комячейку губком распустил. Любопытно, что по результатам этого дела на работу в ГПУ взяли того самого Лукина, который возглавлял штаб по расследованию. Он прослужил в органах до 1937 года, когда разделил судьбу других носителей «гражданского синдрома».
Ну и как прикажете отделить в этом деле политику от тупой пьяной бытовухи?
Ещё одна история — в отличие от предыдущей, ясной, как стакан с самогоном, это дело весьма смутное и производит впечатление некоей наложившейся на реальные события склоки.
В декабре 1921 года Ленин заинтересовался происходящим в Якутии, где, как пишет Тепляков:
«…бывший партизан Л. С. Синеглазов сфабриковал колоссальный „Общеленский заговор“, охватывавший более 500 человек, имевших несчастье жить по Ленскому тракту. Видный сибирский большевик Б. З. Шумящий тогда через главу НКИДГ. В. Чичерина передал Ленину послание с подробностями „уголовно-бандитской политики тамошних работников“ и „вопиющих безобразиях уполномоченного Якутской Чека Синеглазова“, практиковавшего реквизиции, аресты, расстрелы с нечеловеческой жестокостью и политической бессмысленностью».
Собственно, письмо Шумяцкого, тем более почему-то переданное не напрямую, а через главу НКИДа, не означает ровным счетом ничего — оно может быть как чистой правдой, так и абсолютной клеветой. Точно так же ничего не значит употребленное по отношению к заговору слово «сфабрикованный» без указания источника. Почему «сфабрикованный»? Так сказал Шумяцкий, или ЧК пересмотрела дело, или это вообще определение яковлевской комиссии, которая способна была написать справку о реабилитации, исходя из отсутствия в деле санкции прокурора? А он был в 1921 году в Якутии, прокурор-то?
Дальше следует и вовсе нечто малопонятное.
«В ночь на 9 марта 1922 года в Якутске чекисты без ордеров арестовали девять известных якутских интеллигентов. Этот скромный эпизод переполнил чашу терпения здравомыслящих работников, натерпевшихся от диктатуры Агеева, секретаря обкома партии Г. И. Лебедева (несколько ранее писавшего в Сиббюро о том, что повстанческое „движение приняло национально-народную окраску“ и что „подавление белобандитизма возможно при почти поголовном истреблении местного населения“) и председателя ревтрибунала А. Г. Козлова.
Вечером того же дня командующий воорулсенными силами Петр Савлук вызвал к себе начальника экономотделения ЯкутгубЧК Н. П. Осетрова. Беседа оказалась своеобразной: чекист не только был допрошен в связи с инцидентом, но ещё и „испорот розгою, посажен в дом лишения свободы“. Сутки спустя военные власти Осетрова выпустили, одновременно арестовав Лебедева, Козлова и Агеева».
Как говорила Алиса у Льюиса Кэрролла, «всё страньше и страньше». «Известные якутские интеллигенты» — словосочетание само по себе завораживающее. Кто они — «интеллигенты», к аресту которых причастно не политическое, а экономическое отделение ЧК, а командующий вооруженными силами по поводу их ареста настолько возбуждается, что устраивает чекисту допрос третьей степени? Только вот не надо говорить, мол, товарищ Савлук был настолько чист душой, что не мог стерпеть беспредела — до сих пор он его прекраснейшим образом терпел. Скорее уж «интеллигенты» были не учителями и литераторами, а коммерсантами или носили в кармане магические по тем временам мандаты снабженцев. Почему командующий за них вступился, предоставим домыслить читателю.