И у него родился наполовину смертный сын.

Это было очень давно, но Адам не забыл тех немногих лет с Морганной. Морганной, которая отказалась принять от него бессмертие.

Он посмотрел на королеву. Она потребует платы за то, что он просит жизнь смертного.

И плата эта будет огромна.

«Однако, – подумал он, досадливо пожав плечами, – в последнее время вечность скучна».

– Да, моя королева, – сказал он, отбрасывая волосы за спину, и холодно улыбнулся, когда по рядам придворных пронесся изумленный вздох. – Прошу.

Улыбка королевы была прекрасной и пугающей одновременно.

– Я назову цену, когда придет время испытания МакКелтара.

– И я подчинюсь, моя королева, попросив лишь об одном: если МакКелтар справится с сектой Драгаров, тринадцать темных будут возвращены и уничтожены.

– Ты торгуешься со мной? – В ее голосе появился намек на удивление.

– Я хочу лишь мира для обеих рас. Позволь им обрести покой. Четырех тысяч лет наказания достаточно.

Тонкие черты лица королевы исказило нечто похожее на человеческий сарказм.

– Они хотели бессмертия. Я всего лишь подарила им его. – Она склонила голову. – Обсудим условия пари?

– Да, я ставлю на то, что он проиграет, – быстро выпалил Адам.

Именно этого момента он ждал. Королева была самым могущественным созданием его расы.

И ненавидела проигрывать. И пусть она не станет помогать смертному, зато теперь, по крайней мере, не причинит ему вреда.

– О, ты заплатишь мне, Амадан. Ты за это дорого заплатишь.

В этом он не сомневался.

– Прекрати на меня таращиться! – прошипел Дэйгис.

– Что? – ощетинился Сильван. – Мне уже не позволено смотреть на собственного сына?

– Ты смотришь на меня так, словно ждешь, когда у меня вырастут крылья, раздвоенные копыта и острый хвост.

Дэйгису казалось, что все это вполне возможно. С того момента, как он прошел через камни и тринадцать темных обрели голоса, он знал, что битва между ними вышла на новую, куда более опасную арену. Древние в нем наглотались чистой силы, когда он открыл мост через время.

Невероятным усилием воли Дэйгис закрылся, захлопнулся, сжал себя в тисках и теперь притворялся, что с ним по-прежнему все в порядке. Использование магии для того, чтобы скрыть свою тьму, было огромной ошибкой, и он знал это, потому что магия питала именно то, что он старался спрятать, но ему пришлось это сделать. Он не мог позволить Сильвану рассмотреть его сейчас. Дэйгису нужно было попасть в библиотеку МакКелтаров, и, если Сильван догадается, что сейчас творится с его сыном, одному Богу известно, что он сделает. И уж точно не пустит в святая святых древнего знания.

Сильван выглядел удивленным.

– А они обладают еще и способностью менять форму? – с радостным волнением уточнил он.

«Как это похоже на Сильвана», – мрачно подумал Дэйгис. Любопытство побеждает осторожность. Пару раз он даже беспокоился, что Сильван сам может попробовать темные искусства, просто из любопытства. Эта черта характера роднила Хло и его отца – их неудержимо тянуло к знаниям.

– Нэй, – холодно ответил Дэйгис. – А ты все еще таращишься.

– Меня всего лишь интересуют размеры твоей силы, – фыркнул Сильван, пытаясь придать лицу простодушное выражение. Учитывая силу интеллекта, светившуюся в его глазах, получалось неубедительно.

– Не стоит. И не вздумай их трогать. – О, айе, древние в нем становились все более агрессивными. Они ощутили силу Сильвана и теперь пытались дотянуться до нее. Дотянуться до него. Сильван был куда более желанной добычей, чем Драстен, он всегда был центром силы для своих сыновей.

К тому же Сильван умел проникать в суть вещей, а Дэйгису никогда не удавалось отточить умение отрешиться от всего и сосредоточить внимание так, чтобы шелуха лжи слетала и оставалась только голая истина. Именно поэтому в тот вечер, когда в глазах его отца появилась беспомощность, Дэйгис предпочел сбежать. Он боялся, что Сильван увидел в нем нечто, чего не видел и не хотел видеть он сам.

И именно поэтому сейчас ему требовались все силы, чтобы не впустить в свою душу отца и не выпустить из нее древних.