Виктор Конкин всегда завидовал брату-близнецу: Владимир - писатель, живет в Москве. Виктора же не уважает даже собственная жена, жизнь его убога, единственное, что он делает мастерски, - морочит любовницам голову. Помирившись с Владимиром после многолетней ссоры, Виктор узнает, что и в жизни писателя не все идет гладко. Братья решают на время поменяться местами, и московский сочинитель приезжает в провинциальный городок, где ему предстоит жить в доме чужой женщины, играя роль ее мужа.
Туринская Татьяна
Чужой, посторонний, родной
К едва уловимому запаху бензина примешивался аромат посторонней женщины. Ира с подозрением взглянула на мужа и резким движением сорвала с плеча пиджак. Так и есть — повыше кармана рубашка была выпачкана. Четкий отпечаток сиреневой губной помады на голубой ткани.
Она не произнесла ни слова, но наградила супруга таким взглядом, что нормальный человек и без слов должен был все понять. Как ей обидно, как больно, как она презирает его за слабость и легкомысленность. Нормальный бы понял… Но не Виктор.
Впрочем, он далеко не был дураком, так что гнев жены не укрылся от него. Беда в том, что ему уже давным-давно было наплевать на Ирины чувства. Иначе по крайней мере стал бы осторожничать, не позволять подружке устраивать такие каверзы. Однако менялся лишь цвет губной помады на рубашке, все остальное было стабильно, как мир: поздние возвращения домой, запах чужих духов и четкий отпечаток на сорочке. Соперница давала сигнал жене: он уже не твой, отпусти, отдай.
Сначала Ирина надеялась, что это — так, легкий загул, каких у Виктора было бессчетное количество. Но время шло, а следы губной помады и не думали исчезать, лишь становились более регулярными и отчетливыми. Разлучница издевалась над нею. И, похоже, Виктора это вполне устраивало.
Если бы не Аришка… Ира не стала бы терпеть подобного обращения и дня. Но ребенок… Что будет с нею, с ненаглядной девчушкой, доверчиво взирающей на родителей глазками-бусинами? Как объяснить ей, что папа их не любит? Куда уйти от унижения? Бросить бы все, но…
Ира бы, не задумываясь, бросила, если бы была одна. Но она несла ответственность за ребенка, за несмышленыша. Отцу было наплевать на семью, он у них числился скорее номинально, де-юре, как говорят юридически подкованные люди. Де-факто он давно уже превратился всего лишь в соседа по коммуналке.
В дом на окраине небольшого городка Виктор привел ее чуть меньше шести назад. Привел беременную, но законной женой. Правда, свадьбы как таковой у них не было — расписались тихонько, без белого платья, без машины с колокольчиками и нарядной куклой на капоте. Вечером тихонько посидели на тесной кухоньке вчетвером со свидетелями — вот тебе и все торжество. Ира так мечтала о настоящей свадьбе, о пышной юбке с кринолином, о густой трехъярусной фате, о слаженных криках "Горько!" за праздничным столом… Однако пришлось поступиться мечтами — негоже устраивать громкие застолья, когда жених только-только схоронил мать.
Сначала семейная жизнь напоминала сказку. Виктор старался вернуться с работы пораньше. Цветов никогда не приносил — зачем, если клумбы перед домом от разноцветья были похожи на богато украшенные торты. Зато старался побаловать молодую супругу вкусненьким: то пирожных принесет, то сдобных плюшек только-только из пекарни, упоительно пахнущих ванилью. То мороженого, то фруктов заморских. До самых родов баловал.
А потом начались будни. Аришка кричала по ночам, не давая выспаться ни отцу, ни матери. Бабушек-дедушек для облегчения родительского труда не имелось, а потому все препятствия доводилось преодолевать самостоятельно. Вернее, проблемы валились на одну только Иру — Виктор с утра уходил на работу, а возвращался уставший, когда ему было уже не до жены, не до ребенка.
За буднями да хлопотами она и не заметила, как все изменилось. Аришка подросла, стала радовать маму бесчисленными "Почему?". А папа приходил все позже. Не всегда трезвый. И не всегда приходил…
Справедливости ради нужно заметить — несмотря на откровенное похолодание между супругами, ночь вне дома была, скорее, исключением из правил. И все же такие исключения бывали. Хуже всего то, что Виктор никогда не предупреждал жену об отлучках, хотя, казалось бы, чего проще в век мобильных телефонов? Однако вместо того, чтобы предупредить, сказать "Не жди", он просто отключал сотовый…
Плохо было на душе. Разные мысли посещали Ирину голову. Всякие, кроме хороших. То хотелось убить изменника. Дождаться, когда заснет, и прижать к лицу подушку, чтоб не мучил ее больше. Или еще лучше — наказать соперницу. Каким-нибудь экзотическим способом. Плеснуть в лицо кислотой, чтоб не доставляла больше горя другим женам. Да только вряд ли это вернуло бы мужа в семью. Он бы просто нашел себе другую.
А чаще всего Ирине хотелось причинить боль не ему, неверному, не подлой разлучнице, а себе. За то, что не смогла удержать рядом любимого мужчину. В себе искала недостатки. Потому что от нормальных жен мужья не бегают ни налево, ни направо. Нормальные жены умеют так выстроить отношения в семье, что у мужей даже мыслей непозволительных не возникает.
Виктор же начал гулять уже через три года после свадьбы… Может, и раньше погуливал, только не так это афишировал. По крайней мере, не позволял любовницам оставлять метки для жены. Последние же два года как с цепи сорвался. Дома разве что ночевал, а так с утра до позднего вечера был, как говорят мобильные операторы, за пределами досягаемости. А уж на работе ли, или в обществе очередной любовницы — об этом Ира могла только догадываться.
Уходить было решительно некуда. Как и Виктор, Ирина тоже была сиротой. Отец у нее то ли был, то ли не был — тайна, покрытая мраком. Даже на смертном одре мать ее не приоткрыла. Когда дочери исполнилось двенадцать, мама привела в дом отчима. Тот лишь пару-тройку месяцев продержался, изображая из себя порядочного человека. Потом стал показывать свое истинное лицо. Некрасивое, надо сказать. Попивал, поколачивал маму. Та даже выгнать его из дому не смогла — раз заикнулась, да он ее так шваброй отходил, что… В общем, слегла, сердешная, надолго. Навсегда… В тридцать четыре — инсульт, в неполных тридцать восемь — скромное надгробие с милым улыбчивым лицом в овальной рамке…