Не многим чужеземцам довелось пройти этой дорогой. Первым был безымянный индиец, о котором я рассказывал, — тот, что считал шаги по костяшкам чёток. Вторым оказался любознательный японский монах Екай Кавагучи, отважившийся в 1898 году тайно проникнуть в Тибет через Мустанг. Учёный-эрудит, он желал изучать буддизм в Лхасе, но в то время доступ в священный город был закрыт всем иностранцам. Кавагучи прожил год в мустангском монастыре, потом направился в Долпо и в конце концов достиг цели. Пятьдесят четыре года спустя, в 1952 году, этим путём прошагал швейцарский геолог Тони Хаген, подробно исследовавший Непал. За шесть лет он покрыл 30 тысяч километров; побывал Хаген и в столице Мустанга Ло-Мантанге, оказавшись первым европейцем в этом городе.

После него Ло-Мантанг посетили австрийский альпинист Герберт Тихи и знаменитый итальянский профессор Джузеппе Туччи. Он провёл в Ло-Мантанге всего один день, так что в его записях остались лишь отрывочные заметки.

Целый день нас подгонял жаркий ветер с юга. Наконец погонщики обрадовано загомонили — показался перевал Тайен, где предполагалась ночёвка.

В палатках было довольно удобно, если не считать, что любопытные ослы встречного каравана непременно желали знать, для чего натянуты верёвки, и то и дело выдирали из земли колышки. Приходилось вылезать и пинками нелюбезно отгонять их прочь.

Вторым — более существенным — неудобством были насекомые. Перевал Тайен расположен на высоте 3300 метров, здесь не водится ни мух, ни комаров, но мы захватили с собой из более тёплых краёв целый зоопарк паразитов. Таши, не останавливаясь, скрёб себя. Заметив мой укоризненный взгляд, он наставительно сказал:

— Даже великих лам кусают блохи.

— Прости, — отозвался я и тут же почувствовал укус! Но теперь, после столь ценной информации, я мог с удовлетворением почёсываться, зная, что на свете есть персоны поважнее меня, которых не минула та же участь.

Всего десять дней прошло с момента выхода в путь, а я уже знал Таши почти как родного брата. Мы спали в одной палатке, постоянная помощь и взаимовыручка выковали между нами прочные узы дружбы. Мы частенько подтрунивали друг над другом, ибо у всех тибетцев — будь то амдо, кхампа или жители Лхасы — необычайно развито чувство юмора. Особым объектом всё новых и, должен признать, изобретательных шуток был мой нос.

Таши очень следил за своей внешностью и выглядел аккуратным даже в самые тяжёлые моменты пути. Поскольку гардероб у нас был общий, я отказался от пуховых курток, пуловеров и анорак в пользу тибетской чубы, зато Таши облачился в элегантные парижские изделия. С двухдневной щетиной на подбородке, одетый в чубу, я походил на слугу богатого японского альпиниста мистера Таши. Таши обладал одной особенностью, ужасно интриговавшей меня. Каждый раз, как я говорил: «Думаю, мы будем там-то и там-то в шесть вечера», он поправлял: «Нет, в полшестого». И всегда оказывался прав, даже когда разница составляла четыре часа!

Но то, что случилось поутру, не мог предвидеть даже Таши. Гигантский кусок скалы, отколовшийся от каньона, рухнул в поток и упёрся в противоположную стену, образовав как бы естественный мост. Блок был примерно стометровой высоты, так что преодолеть его на яках нечего было и думать. Пришлось изменить маршрут и двигаться через соседний перевал высотой 3750 метров. На вершине я бросил в пирамиду свой камень.

С перевала перед нами открылся новый, захватывающий мир. Вдаль уходило высокогорье Центральной Азии: словно застывшие волны округлых, покрытых снегом вершин, напоминающих море после шторма. То был уже Тибет. Всего 16 километров отделяли нас от границы. Мустанг похож на большой палец, указующий на Тибетское плоскогорье.

Белые домики деревушки подобрались к самому уступу, а над ними высился утёс, увенчанный руинами сказочного замка. Это деревня Самар. От неё начинался третий этап нашего маршрута. Первый пролегал через зелёные, изъеденные эрозией и муссонами холмы от Покхары до Кали-Гандака. Второй вёл вдоль русла священной реки от Тукучи до этого перевала. А Самар отделяли от Мустанга ещё каких-то три перевала — пустяк!

Деревня была заполнена солдатами-кхампа. Большинство, как и я, были в чубах цвета хаки, но кое-кто облачился в тибетские рубашки. Все были обуты в высокие ботинки военного образца.

Шествуя через деревню в поисках подходящего места для стоянки, я с любопытством глядел на этих людей. Неожиданно меня схватила за рукав какая-то старуха.

— Кучу, кучи (прошу вас)! Дайте мне лекарство!

Тотчас меня окружила толпа взрослых и детей, покрытых язвами и нарывами. Я громко велел им выстроиться в очередь — это была единственная возможность восстановить хоть какой-то порядок.

Открыв ключом металлический ящик, я достал аптечку. Старуха первой выступила вперёд, за подол её платья держалась куча ребятишек. Я нашёл пилюли, снимающие боль, и стал раздавать их: по крайней мере это лекарство безвредно…

Раздвинув толпу, передо мной вырос высокий кхампа в военной форме. Деревенские почтительно смолкли. Он вежливо откозырял и спросил: «Вы торговец?»

Подошли ещё двое. Один властно осведомился, что у меня в чемоданах. «Еда», — ответил я.

Наступила пауза. Косампа переглянулись. Первый продолжал:

— Зачем вы идёте на север?

Я попытался объяснить цель своего путешествия, но они не очень поверили. Высокий кхампа сказал:

— У нас в лагере много больных. Вы можете дать им таблетки?