Шрифт:
— Шэт'та? — удивилась Суна. — Ты, подозревающий всех и вся, отправил ей вестника?
— Мне было плохо, — признался эльф. — Там, в Умбариэле, я на какое-то время вернулся в свое прошлое. Стал частью земли, а не Изгнанником. Забыл о своей дороге. Когда опьянение иллюзией прошло — какое-то время было больно. Мне хотелось освободить ее от такой же боли, которая придет, если мы совершим обряд, и потом она потеряет меня.
Амарисуна медленно втянула в себя воздух.
— Так ты свободен теперь?
— Не знаю. Шэт'та с ответом еще не прилетел. И пока что я еду в Миарронт, чтобы исполнить обещание. К своей Названной, что так любит работу в лавчонке у сварливого арга, вдали от своей земли.
Мориан легонько улыбнулся.
— Ты ее любишь? — тихо спросила Суна между двумя ударами сердца.
— Как друга. Не как женщину, — откровенно сознался эльф.
— Но ты свяжешь свою жизнь с ней? — Амарисуна обнаружила, что мир вокруг чуть-чуть повеселел.
— Если она не изменит своего решения. Я обещал и сдержу данное слово.
— Не очень-то это честно по отношению к ней, — проворчала Амарисуна.
Эльф пожал плечами.
— Аяра не глупа и прекрасно видела, как я отношусь и к ней, и к обряду. Тем не менее, она верит, что мы можем быть счастливы. Ее желание — соединиться со мной в обряде, а я не могу нарушить обещание.
— Чушь какая, — вмешался все это время внимательно слушавший единорог. — Напридумывали себе слов и долгов, и идете за ними как слепая лошадь. Будь мужчиной, прими верное решение.
— Поучи меня еще, — огрызнулся Мориан. — Что же, по-твоему, верно?
Вихрь смерил его взглядом.
— Не сломать судьбу себе и женщине, заранее обрекая себя на равнодушную, не наполненную счастьем жизнь.
— Не много-то моя жизнь сейчас стоит, — хмыкнул эльф, и Суне показалось, что ему очень хочется согласиться с Вихрем.
— Верно, — согласился неожиданно единорог. — Но если ты не знаешь, когда сдерживают обещание, а когда — идут на поводу подвоха, то твоя жизнь стоит еще меньше.
Повисло неловкое молчание.
Амарисуна огляделась по сторонам и поняла, что стемнело. В пылу разговора хватало и света костра, а теперь вдруг оказалось, что это не свет — а маленькое пятно посреди черноты. А лес ощерился качающимися и стонущими верхушками деревьев. Кроме этого стона, да шума ветра не было слышно ничего — ни далеких голосов зверей, ни ночных птиц, ни трескотни насекомых.
Эльфы подкинули веток в костер. Посидели, погрели руки, поговорили о значении символов в раннеэльфийских балладах и о том, какие украшения больше подошли бы Суне. Лес продолжал шептать ветром. Целительница подумала, не сбегать ли в кустики, но не решилась отойти от костра. Не Мориана же ей просить сходить с ней, покараулить.
Спать не то, чтобы не хотелось — не представлялось возможным, так как путников не покидало ощущение, что в темноте за деревьями кто-то притаился. После того, как об этом сказал Вихрь, подобравшийся поближе к костру, Мориан поднялся, беря лежавший рядом меч.
— Пойду, посмотрю вокруг.
— Не надо, — Суна ухватила его за руку. — Лучше сиди здесь, рядом с нами. Мне… страшно.
Мориан усмехнулся.
— Нет, давай лучше ты тоже возьмешь свой меч, и мы пойдем вместе. Ты громко кричишь, у тебя острый язык и думаю, никто в здравом уме не рискнет напасть на тебя.
— Ты… — начала Амарисуна и осеклась испуганно. Ей показалось, что впереди шевельнулась тень. Девушка встала и спряталась за спину эльфа.
— Мориан, не ходи никуда. Не бросай нас тут. Мне это не нравится, все здесь не нравится! — перешла Целительница на громкий нервный шепот.
Где-то справа хрустнула ветка. Мориан резко повернулся, выставляя меч, Вихрь наклонил рог, а Суна вцепилась Мориану в рукав — страшно было до трясущихся пальцев и заставить себя взять в руки меч, и встать рядом не было ну никакой возможности.
— Ну? — спросил Мориан, вглядываясь в темноту за деревьями. — Мне самому идти или как?
Хрустнула еще одна ветка, шаги приблизились, а потом из темноты раздался вздох, от которого у Амарисуны волосы встали дыбом.
— Или как, — ответил мягкий мужской баритон на каярре. — По правде говоря, я умираю от усталости и жажды, и мне не хочется закончить свою жизнь в этом поганом лесу, будучи заколотым мечом или забитым копытами единорога.
— Покажись, — потребовал Мориан.
Прошуршали сухие листья под ногами.
Суна присмотрелась и увидела, как из-за деревьев выходит высокая, худощавая фигура, вся в черном, сливающаяся с темнотой. Амарисуна тихо выдохнула, подняла меч с земли и встала рядом с эльфом. Фигура медленно, с грацией ма-а подходила ближе, пламя костра осветило бледное лицо, с немного резкими чертами, черные глаза, неровно стриженные короткие волосы со спадающей на лоб челкой, аккуратно очерченные губы, сложенные в чуть презрительную улыбку. Мужчина — на вид чуть старше Мориана — приподнял руки, разведя их в стороны, показывая, что не задумал ничего плохого. Это было крайне кстати, поскольку за спиной у него висела силери. Мужчина осторожно положил оружие на землю, и поднял руки снова, развязывая завязки плаща. Ткань с тихим шелестом упала на землю, и Суна поняла, почему ни она, ни Мориан, чувствуя присутствие этого мужчины, не смогли точно этого определить и подтвердить, как не услышали бы сразу его шагов, вздумай он подойти к ним незаметно. Сапоги из мягкой кожи, черные штаны, темная куртка, мешок, перекинутый через плечо, черные крылья, распахнувшиеся за спиной. Кто, кроме эльфа может подойти так неслышно? Только эмъен.