Шамрай не зря себя хлопал по шее, когда заговорил об этом деле. Оно ему действительно осточертело. Но что поделаешь?

— Дача за тобой давно закреплена? — спросил я.

— С августа прошлого года. Как только закончили строительство.

— Но это же конец сезона.

— Так получилось. Должны были сдать к апрелю, но затянули.

— Ты ею постоянно пользовался?

— Нет, конечно. По выходным, да и то не часто. Сам знаешь — работа. Так намытаришься за день, что не до дачи. То партдень, то совещание, то люди приходят, то в наркомат вызывают. Лишь бы ноги до дому дотащить.

— А семья?

— Да так же. Жена работает, общественные нагрузки. Женорганизатор. Дочка учится, в школе второй ступени… Вообще-то дача для дочки предназначалась: с легкими у нее не в порядке — наследственность. Воздух нужен. Но закрепили дачу за мной к концу школьных каникул, так что она там после пионерлагеря всего несколько раз побывала. Ну, а в октябре я в школе договорился и их обеих на юг отправил, в Крым. Море и все такое…

— В общем, не часто пользовались?

— Я там за все время дней шесть провел, ну а они от силы восемь — десять, не больше…

— Телефон на даче имелся?

— Нет. Хватит того, что мне по ночам домой звонят. Тебе, верно, тоже?

— Бывает. Значит, телефона не было?

— Нет. И ставить тоже не собирался.

— А знакомые, сослуживцы, школьные приятели дочери приезжали?

— Да нет. Кроме моего секретаря, никто не бывал.

— А приглашал?

— Нет.

— Шофер в тресте один?

— Трое. Две машины, три шофера.

— Кто из шоферов приезжал на дачу?

— Никто. Я ведь сам машину вожу. К чему шоферов по личным делам беспокоить?…

— Сотрудники знали адрес дачи?

— Только Гудынский. Ведь я дачей, можно сказать, не пользовался, так что и адрес сообщать было вроде ни к чему.

— Где находится дачный поселок?

— Это, видно, знали. Там ведь с сотню коттеджей выстроили, а то и больше. Дачный поселок известный. Знали и о том, что там у меня дача. Могли, по крайней мере, знать.

— А почему ты решил именно 25 октября отправиться на дачу, когда тебе нужно было с собой документы брать?

— Вообще-то ты тут прав: притупление бдительности. Недоучел возможных последствий. Но взыскание за это я уже получил.

— Я не о том. Почему у тебя мысль о поездке в будний день возникла, да еще с документами?

— Да я уж и сам об этом думал. Ну как тебе объяснить? Устал чертовски, а тут соблазн за рулем посидеть, проветриться, да и свояченицу не хотелось ночью беспокоить. Она у нас рано ложится, а я засиделся на работе и ключ от квартиры дома забыл. Вот и решил на дачу махнуть…

— Кстати, Филимон Герасимович, — сказал я, — ты помнишь, в котором часу уехал тогда с, работы?

— Ну а как же? На память не жалуюсь. Служит. Было тогда около двенадцати, а точней — без двадцати двенадцать.

— Это ты прикинул?

— Зачем прикинул? По часам.

— По этим? — я кивнул на стену, где висели прямоугольные часы с длинным и широким маятником.

— И по этим и по карманным. Отбыл без двадцати, прибыл минут в двадцать — двадцать пять первого. Дорога — сорок минут. Все, как в аптеке. Сторожиха же говорила, что свет у меня на даче в половине первого зажегся. Так?

— Так.

— Почему же спрашиваешь? Я об этом уже раз десять докладывал — и Русинову и Эрлиху…

— Понимаешь, один свидетель утверждает, будто ты уехал с работы около девяти вечера. Вот я и подумал: может быть, часы спешили или даже остановились?

— И у меня и у сторожихи?

Кончики губ выгнулись дугой. Шамрай положил на стол серебряные карманные часы с крышкой, нажал на кнопку, крышка отскочила. Время совпало до минуты.

— Убедился? Вот так, Александр Семенович! У меня все ходит не останавливаясь. И точно ходит. Я ведь часы сам завожу. Завожу и сверяю. Каждое утро в одно время. И старую привычку имею следить за временем. Так что ошибся не я, а вахтер. Ввел он вас в заблуждение…

А откуда, собственно говоря, ему известно, что я имел в виду вахтера? И вообще зачем его знакомили с показаниями этого вахтера и Вахромеевой? Какая в этом была необходимость? Шамрай все же потерпевший, а не помощник старшего оперуполномоченного Эрлиха, и не обязательно потерпевшему знать материалы следственного дела.

— Я Эрлиху уже объяснил, — сказал Шамрай, — что вахтер Плесецкий — пропойца, алкоголик, человек классово чуждый. Он у нас с полгода работал, так я его ни разу трезвым не видел. Он не то что время — чужой карман со своим перепутает. У него, по-моему, даже приводы были.

— Вон как?

— Да. Окончательно разложившийся человек…

— Он у вас сейчас работает?

— Нет, конечно… Выгнали. Но если он тебе нужен, я дам команду — разыщут.

— Зачем?

— Тебе лучше знать.

— Ни к чему. Это я так, между прочим…