От простоты идеи, пришедшей мне в голову, я почти остолбенел. Лишь мое правое веко дергалось, словно мерцал ртутный порошок в испорченной лампе дневного света. Знаете, так: трынь, трынь… Надо убить своих хозяев и завладеть их деньгами. Как в старой итальянской пантомиме: сюжетец незамысловат. Вот только как все провернуть? Я же не убийца, не бандит, у меня нет автомата, и я, честно говоря, сильно сомневаюсь, что будь он у меня, я смог бы хладнокровно нажать на собачку. «Мы пойдем другим путем», – сказал Ульянов-Ленин своей маме, задумчиво поглядывая на ботинки своего брата, покачивающиеся на уровне глаз. Лысый перец был прав. Он вообще многое делал правильно с точки зрения мирового сионизма. Ладно. А то вы еще скажете, что чем ниже человек стоит на карьерной лестнице (подумаешь, какой-то прораб), или, скажем, чем он моложе, тем больше он талдычит о том, что везде засели одни евреи и уж вот они-то, верно, мутят воду. Но ведь Алла-то со своим мужем к евреям никакого отношения не имеют. При чем тут тогда сионизм? Подлость, низость, коварство не имеют национальности. Алчность безлика. Деньги нравятся всем: обрезанным, краснокожим, блондинистым… И мне они тоже нравятся. К тому же в деле их добычи нет никаких моральных преград. Просто надо идти и грабить награбленное.

…Вечером следующего дня, во время нашего очередного свидания я дал свое согласие стать «презентатором». По сию пору, вспоминая тот вечер, я считаю его своим единственным, настоящим падением. Но без падений никогда не бывает взлетов.

– Умный мальчик, – проворковала Алла, подкладывая мне на тарелку очередную порцию своей невкусной еды. Она неважно готовила: все время чего-то не хватало в ее стряпне. Остроты? Соли? Не знаю. Но вкус был посредственный. Однажды мне пришла в голову мысль, что вся ее стряпня по вкусу напоминает «куний лиз», и с тех пор эта мысль настолько прочно засела в голове, что отныне есть то, что она готовила, я мог только с закрытыми глазами…

– Умный, толковый мальчик. Ты далеко пойдешь, вот увидишь. Сейчас такое время наступило, что с нестандартным мышлением можно многого достичь. А почему ты когда ешь, то закрываешь глаза?

– От наслаждения, любимая, – соврал я и принялся громко чавкать, чем привел ее в неописуемый восторг. Она любила все, что связано с «физиологичностью». В сексе все чаще намекала, что не прочь была бы попробовать некоторые «интересные» штучки: золотой дождь и эксперименты с копрой, но я, понимая, что прямой отказ скорее всего ее страшно оскорбит, заявил, что мы все еще успеем и вообще «из фонтана утех надо пить медленно, не то жажда быстро перестанет быть жаждой и обратится в сытость». Эту мудреную фразу я машинально заучил, когда, копаясь в книжных развалах на Кузнецком, пролистывал не то «Камасутру», не то сборник изречений Лао-Цзы. А быть может, это было еще что-то, в массовом порядке хлынувшее на прилавки книжных магазинов. Вообще в том, что касается книг, то время было сказочным: можно было купить все что угодно из действительно хорошей, прежде страшно дефицитной литературы. А всякое говно тогда еще не научились издавать…

– С чего мне начинать, Алла? – деловито спросил я, покончив с ужином. – На стройке временное затишье потому, что монолитная плита должна сохнуть несколько дней. Я же все стараюсь сделать по правилам, на совесть, так сказать, чтобы ты потом только жила и радовалась, моя хорошая. Только вот… – Я сделал мрачное лицо и нервно дернул шеей.

– Что? Что с тобой? – не на шутку всполошилась она.

– Да ну к черту! Как представлю себе, что ты в этом доме будешь жить со своим мужем… Вообще, когда я думаю, как ты спишь с ним в одной постели, как ты с ним трахаешься…

– Мы не трахаемся! – попыталась было возразить Алла, но меня было не остановить.

– Трахаетесь! Ни к чему тут рассказывать, что вас объединяют только деловые интересы и вы вместе ради ребенка. Это плохая песня, и мотивчик у нее пошленький да фальшивый. Вот у меня нет никого кроме тебя. Мне никто и не нужен! Ведь я люблю только тебя, тебя одну!

Алла выглядела растерянной. Ей было одновременно и приятно, как бывает всякой женщине лишний раз удостовериться, что в нее страстно влюблены, и досадно оттого, что я задал ей вопрос, на который теперь она не могла предложить никакого ответа.

– Славочка, успокойся, пожалуйста, успокойся, – только и приговаривала она, робко поглаживая мою руку. Она уже считала себя виноватой! Она была готова загладить свою вину, я видел это. Ничего, что я еще молод, я вполне уже созрел для манипулирования человеками. Главное сейчас довести игру до конца, не игнорируя те особенные, важные тонкости, нарушив которые можно поломать и уничтожить весь замысел.

Я верю в чью-то теорию, что все великие замыслы появляются молниеносно, подобно взрыву. Мысль и впрямь «осеняет». А может, и нет такой теории, конечно. Может, это все лажа полнейшая. Но я в нее верю потому, что с моими великими мыслями всегда случалось именно так. Сначала вспышка и короткий вопрос самому себе: «А что, если сделать так-то и так-то?», а потом непрерывный, иллюстрированный поток из событий будущего. Задумав что-то, я уже предвижу нюансы, которые еще только встретятся на пути к цели. Конечно, так бывает не всегда, но в тот вечер я вдруг понял, как именно мне действовать. Сперва нужно отделаться от ее мужа, избавиться от него! А затем…

– Аллонька…

– Как ты меня назвал?! Повтори-ка, повтори!

– Ничего, это я так, оговорился.

– Нет, нет! Мне очень понравилось! Знаешь, это мама придумала «Аллу». Она была очень волевой, и спорить с ней было бесполезно. А отец как раз мечтал назвать меня Аленой. Он даже втайне от мамы так меня называл и потом, когда они разошлись, тоже. Так что ты можешь называть меня этим именем. Это будет только твоим. Хочешь?

– Конечно, хочу! Хоть что-то мне положено иметь свое? Ведь всем остальным совершенно несправедливо владеет твой муж, который тебя давно не любит.

– С чего ты взял? – несчастным голосом спросила она.

– Любил бы, так ебал, – отрезал я. – От любимых не гуляют. И чего ты так разволновалась, что он не любит тебя? Да, не любит. Это видно со стороны отличнейшим образом!

– Да нет же, нет! – Она всхлипнула и вот-вот готова была зареветь. Глаза ее покраснели, губы задрожали. Только не это! Плачущая, она была особенно невыносимой.

– А что тогда?

– Славочка, я все понимаю, я не дура наивная, я в возрасте уже, жизненный опыт… Господи! Ты, конечно же, прав! У него уже давно я нахожусь даже не на последнем месте! Я вообще для него пустое место! Ты думаешь, я распутная? Думаешь, я изменила бы ему с тобой, если бы у меня с ним все было хорошо? Конечно же нет! Это он, он во всем виноват!