Казаков Дмитрий Львович
Шрифт:
Но размышлять на тему соответствий Луций не стал. Не обращая внимания на боль в ноге, он сдернул с плеча лук. Успокаивая дыхание, наложил стрелу.
Очередной удар длинного хвоста Длиннорукий отразил, но устоять не смог. Рухнул, тяжело, словно раненый. Чудище взнесло хвост, замахиваясь для последнего удара, и тут стрела ударила ему в затылок. Силу ее ослабила густая рыжая шерсть, похожая на лошадиную гриву, но укол получился ощутимый.
Мигом забыв о поверженном противнике, монстр прыжком, слегка подлетев, развернулся к Луцию. Глаза опасно замерцали, пасть раскрылась. Крылья, словно плащ самой ночи, развернулись по бокам.
Второй выстрел оказался удачнее. Оперенное древко вошло чудищу в глаз, погрузившись на половину длины. Но зверь не упал. Яростно свистя, он мотал головой, пытаясь избавиться от стрелы. Затем все четыре лапы подломились, подобно подрубленным деревьям, и чудище рухнуло, покрыв половину поляны кожистым плащом крыльев.
Хвост некоторое время еще жил, дергаясь. Жало бессильно втыкалось в землю, но затем и оно затихло, побежденное великой воительницей, которую никто не способен одолеть – смертью.
Только после этого Луций позволил себе сесть, точнее, упасть. Нога словно горела в огне. Боль перекинулась на позвоночник, и лучник потерял сознание.
Кусты хрустнули под его телом, умирая. Сил шевелиться не оставалось, и Терик лежал, готовясь принять смерть. Но удара не было, послышалось лишь странное щелканье, словно звук спускаемой тетивы. Затем что-то упало, большое и тяжелое, и стало тихо. Затихшие было во время боя, вновь заорали птицы, зашевелились в траве насекомые.
Когда удалось встать, Терик обнаружил, что в силах нормально двигаться. Немного подрагивали руки, но, в общем, сын конунга чувствовал себя сносно. Серьезных ран избежал, и ладно.
Удивительно оказалось другое. Недавний противник лежал мертвым посреди поляны, раскинув уродливые крылья. Осторожно подойдя, Терик осмотрел труп. Обнаруженные стрелы заставили удивиться еще сильнее. Если есть стрелы, есть и стрелок. Но где же он?
Йотун внимательно ощупал взглядом заросли. Заметил примятую траву, из которой торчат подошвы сапог. «Он ранен!» – мелькнула тревожная мысль, и Терик бросился к спасителю.
Тот оказался Полурослым. Привычная гадливость по отношению к представителям иных народов куда-то делась, и сын конунга осмотрел стрелка. Повреждений на теле не обнаружил, но Полурослый, рыжий, словно утреннее солнце, лежал без движения, хотя и дышал.
Достав флягу, Терик обильно брызнул водой в бородатое лицо. Дождался, пока веки дрогнули, открыв глаза, и спросил, стараясь произносить слова четко:
– Что с тобой? Ты ранен? Или болен? – до йотуна не дошло, что неведомо как забредший в пределы Внутреннего леса Полурослый может не знать язык Нордбурга.
Бледные губы на белом, словно мел лице раздвинулись:
– Нога... – по крайней мере, одно слово из родного языка Терпка огненноволосый знал.
С ногой, а точнее, с коленом, в самом деле, оказались проблемы, и серьезные. Сустав распух, едва помещаясь в штанине. Самодельный лубок, скорее всего, причинял более неудобств, чем помогал.
– Да, – Терик почесал в затылке. – Я – не лекарь, такое не вылечу. Придется делать привал.
Вскоре костер вовсю шипел и плевался искрами. Спаситель Терика мрачно смотрел в пламя. Со стороны мертвого чудовища доносилось неразборчивое ворчание, чавканье и треск костей – телом поверженного хищника занялись падальщики.
Разговорить рыжебородого удалось только после трапезы. Поев, Полурослый порозовел. Глаза его довольно заблестели. Заметив перемену, Терик решился спросить:
– Позволь узнать, почтенный, – последнее слово далось с трудом, но Терик все же выдавил его сквозь окостеневшие губы. – Как зовут тебя? Ведь я должен знать, кто спас меня от неминуемой смерти.
– Луций, – сказал Полурослый. – Луций из Кум.
– Спасибо тебе, Луций из Кум, за спасение моей жизни, – Терик поклонился. И тут пришло решение, странное, но легкое. Подобно холодному ветру оно освежило Терику голову.
Неожиданно для себя самого сын конунга встал на колени, положил перед собой секиру:
– Отныне я в неоплатном долгу перед тобой, Луций из Кум, – сказал он значительно. – Моя секира – твоя секира, мой дом – твой дом. Так сказал я, Терик из Нордбурга, сын конунга.
– Какая честь мне выпала, – криво улыбнулся Полурослый. Он выглядел растерянным, и не знал, как себя вести. – Сын конунга! Одумайся! Кому ты предлагаешь дружбу? Полурослому! А вдруг случится меж нашими народами война?