Шрифт:
В палату Ленька вернулся через открытое окно.
…Наутро в колонии было две новости: Сенька вышел к завтраку с распухшим носом, а кастелянша потеряла ключи, хотя и божилась, что повесила их в изголовье над кроватью. Никому не пришло в голову, что между этими двумя событиями имеется прямая связь. Да еще ребята заметили, что недавние закадычные друзья, Охнарь и Жареный, не подходят друг к другу, а лишь косятся издали, как два чужих петуха. Тогда кое-кто стал догадываться, почему у Сеньки вдруг распух нос. Но мало ли колонистов втихомолку от начальства сводило счеты? Одной дракой больше, одной меньше. До свадьбы заживет.
XI
Очевидно, именно уверенность Охнаря в том, что в колонии ему все равно не жить, что благодатный случай обокрасть хозяйство и убежать рано или поздно подвернется, не давала ему возможности унывать, заставляла беспечно относиться к неудачам. В сущности, если разобраться, разве он что потерял? Просто отложил выполнение плана на более позднее время, ни больше, ни меньше.
Почему-то он даже стал лучше работать, хотя куры, индюшки и сам птичник порядком намозолили ему глаза. Возможно, некуда было деть взбудораженную энергию? Или все больше и больше привыкал к работе, подчинялся атмосфере труда?
В последнее время Охнаря вновь начало распирать желание сделать что-нибудь особенное, опять обратить на себя внимание колонии. Он стал вспоминать все самое примечательное, что видел, скитаясь по городским детдомам, ночлежкам, и нашел. Помогла ему в этом все та же работа на птичне — единственное деяние, по-настоящему прославившее его на всю колонию.
Перед выходным днем оголец подошел к Тарасу Михайловичу и попросил у него рубль сорок копеек.
— А почему не полтора? — усмехнулся воспитатель.
— Здорово мне нужен лишний гривенник! Дело я тут одно затеял, сколько оно стоит, столько и спрашиваю. Ну дашь?.. Дадите?
Колодяжный подумал и, не спрашивая, зачем понадобились деньги, выдал под расписку из сумм на культнужды.
В мертвый час Ленька сбегал за три версты в село, купил в кооперативе лист слоновой бумаги и акварельные краски. Вечером он заперся на ключ в красном уголке. Целую ночь в нем неимоверно чадила восьмилинейная лампа, и Ленька, не смыкая глаз, корпел над белым листом, прикрепленным кнопками к столу. С рассветом ноздри его густо почернели от копоти, словно он занимался алхимией.
Зато утром Охнарь взял реванш.
На столах давно стыла воскресная яичница, а никто из ребят и не думал о еде. Заведующий, оба воспитателя, сторож Омельян, недавно присланный инструктор по лекарственным растениям, колонисты — все столпились в зале. А там, на стене, под большим портретом Ленина, висел первый номер стенгазеты — куцый раскрашенный лист бумаги. Называлась она
Ниже стояло:
«Газета нашей колонии. Выходит в одной штуке. Редколлегия Леня Охнарь (Осокин)»,
И дальше шла сама газета.
Собственно, никакой газеты не было, а была одна статья, написанная на весь лист, и имела она больше клякс, чем букв. Начиналась статья так:
«У нас в колонии есть птичня, а перегородки в птичне нету, и курица беспокоится, потому что корм вместе. Опять же вопрос в смысле цыплят, которые несчастные лазиют в бурьянах так, что и не найдешь. Они не имеют нормально покушать и питаться. Тогда некоторый воспитанник нашей колонии сделал одно меровосприятие против индюшек».
И дальше подробно описывалось, как «некоторый воспитанник» Леня Охнарь поставил перегородку, как ему помогли Колодяжный, Юля Носка, ребята и какая от этого всей колонии вышла польза.
В конце газеты была нарисована благодарная курица, несколько похожая на цаплю. Очевидно, курица кудахтала, так как из ее раскрытого клюва вылетали написанные чернилами слова: «Тепер хорошо!» Возле нее важно, навытяжку стоял чубатый молодец в папахе, в казацких шароварах, в красных сапогах и с большим серебряным топором в руке. Кто был этот молодец и сторожил он курицу или, наоборот, собирался зарубить на суп, никто сразу не понял, но подпись внизу поясняла:
«Это нарисовано Леня Охнарь делает загородку».
А в общем газета понравилась колонистам. Редколлегия получила множество похвал,
— Ловко сработано!
— Ай да Леня — вырви глаз!
— Скажи, как знатно рисует!
Похвалы Охнарь принимал с напускным равнодушием. Мол, и загородку он делал и газету выпускал просто так, со скуки. Однако в этот день он раз восемь бегом поднимался на второй этаж в зал и, как бы между прочим, проходил мимо стенгазеты, бросая острые взгляды на маячивших возле нее ребят. Когда же вокруг «Загородки» никого не было, останавливался сам и с жадностью перечитывал всю статью, которую уже и без того знал наизусть.