— Я боюсь Сильвера.

Люциферно выпил и откинулся в кресле.

— Я подожду, пока ты сам расскажешь. Хорошо, Тинни, я помогу тебе избавиться от Сильвера. Но что я буду с этого иметь?

Тинни быстро задумался.

— Пять тысяч зеленых.

— Десять.

— Десять так десять.

— Ты слишком быстро согласился, — расхохотался Люциферно. — У тебя есть деньги, и немалые. Получил от Сильвера, верно? Так я и думал! Ну, выкладывай, что это за грязные делишки!

Однако Тинни упорно отрицал все и не открыл Люциферно тайны бумажника. В конце концов они сторговались на пятидесяти тысячах долларов. Тинни просто заперся в ванной и вынимал банкноты из бумажника до тех пор, пока не набрал нужную сумму.

Наконец они составили план и позвали Зенно, однако маленький человечек отказался принимать в нем участие и посоветовал вызвать священника. Он боялся мистера Сильвера и не стыдился в этом признаться. Скорее, он даже гордился. Это означало — по его словам, — что он гораздо разумнее своих сообщников.

Люциферно и Тинни не стали его задерживать, выпили по рюмочке, чтобы отметить соглашение, и расстались. Оба были вполне довольны. Никто не заподозрит убийства, если исчезнет corpus delicti. Люциферно как мастер сценической иллюзии легко мог укрыть труп, а затем избавиться от него. Тинни же…

Он не согласился бы на этот план, если бы не чувствовал себя в полной безопасности. Допустим, у Люциферно ничего не выйдет. Тинни всегда может заявить, что ничего не знал о его намерениях другого фокусника. Люциферно действовал на свой страх и риск, и винить в этом Тинни, конечно же, нельзя. Кроме того, Люциферно мог утверждать — если бы у него не вышло, что не собирался причинять вреда Сильверу. Просто меч соскользнул.

В общем, разные были варианты.

Тинни выпил еще рюмочку и приготовился к выступлению. Перед самым выходом позвонил Люциферно.

— Я подумал над этим. Пожалуй, не стоит полагаться на эти мечи. У меня есть идея получше.

У Тинни тоже возникли сомнения, сможет ли клинок ранить Сильвера.

— Что ты придумал?

— Металлический ящик типа Х-13. Я брошу Сильверу вызов: пусть-ка выберется из него. Он войдет внутрь, и, как только закроет дверь, ему конец. Останется только пепел.

— Термит?

— Что-то вроде. Следов не останется. Мы откроем ящик и скажем, что Сильвер сумел-таки из него выбраться. Годится?

— Превосходно, — признал Тинни.

В театре был аншлаг, и надпись «Свободных мест нет» радовала сердце директора. Жители Парк-авеню явились чуть ли не все, обитатели Бродвей-Роуз толпами бродили по фойе. Пришли все, от Уолтера Уинчелла до Алекса Вулкотта. Явился и Литл Флауер, в надежде на суматоху. Великолепный вечер.

Впрочем, он должен был оказаться гораздо занятнее чем кто-либо предполагал.

Джозеф Тинни во фраке и с белой бабочкой выглядел превосходно. Он сидел в своей раздевалке и время от времени вдохновлялся из бутылки, которую предусмотрительно взял с собой. В двадцатый раз к нему заглянул директор, он едва не рвал волосы на голове.

— Мистер Тинни! До сих пор нет вашего реквизита!

— Это неважно.

— Но как же без него! И где ваши люди? Я…

— Кажется, это мое представление, — коротко, но веско ответил Тинни.

— Но театр-то мой! Если что-то сорвется…

— Ничего не сорвется, — заверил его мистер Сильвер, открывая дверь. Все идет по плану, мистер Тинни.

В тот вечер бог напоминал сытого лоснящегося кота. Одетый в смокинг, мистер Сильвер был строен и красив, и по его губам блуждала улыбка. Он кивком отослал директора.

— Сейчас поднимут занавес, — сказал он. — Как вы себя чувствуете? Волнуетесь?

— Нисколько, — солгал Тинни. Его вдруг замутило от страха. Улыбка Сильвера была явно злорадной. Впрочем, он всегда выглядел так. Если же что-то не получится…

Тинни вспомнил о вечно полном бумажнике, и это укрепило его решимость. Два года в разъездах… о нет! Он хотел уже сейчас наслаждаться жизнью. Так оно и будет!

— Через две минуты поднимаем занавес, — крикнул посыльный, заглянув в раздевалку.

— Хорошо. Идемте, Тинни.

Они вышли и остановились за кулисами. Мистер Сильвер взглянул на зал через дырку в занавесе.

— Хорошая публика. Так, оркестр заиграл Грига — это сигнал.

Тинни послушно вышел на середину сцены. Громко прозвучали последние аккорды отрывка из «Пер-Гюнта», и занавес поднялся, открыв сконфуженного Джозефа Тинни, который стоял неподвижно и таращился на зрителей.