Ничего, правда, выглядел Фрид Энгельс с носорожьим рогом. Но Кторов более чем трепетно относился к своей творческой индивидуальности и отбивать лавры у Иеронима Босха совсем не собирался.

Наоборот, единственным и скромным желанием Гоши была пара выставок где-нибудь в Париже и небольшая цветная иллюстрация в заграничном каталоге одного из его любимых шедевров — «Маркс, Ленин и Сталин отшибают рога у Энгельса».

Причём подписано должно было бы ть просто и лаконично:

«Г. КТОРОВ. ЧЕРТИ. Масло, холст. ГТГ».

Время тогда было странное, если не сказать больше. Вместо того чтобы стать сумасшедшим, художник прослыл диссидентом и борцом за всякие права. Комитет, хоть и находящийся на излёте, начал подслушивать кторовские разговорчики, да и сам позванивать разными молодецкими голосами, обзывать на всякий случай жидовской мордой и требовать его скорейшего отъезда на любимый Запад — прибежище всех конформистов.

Где-то году в 1988-м прелестным апрельским днем к нему и дверь позвонили.

В глазок виднелись два молодых человека средних лет с очень официальными выражениями лиц.

— Кторов Георгий Константинович здесь проживает? — холодно осведомились из-за двери.

Струсивший Художник хотел было сказаться отсутствующим или больным, но решил, что это глупо и попросил обождать пару минут, пока «он выйдет из ванной».

Вот где ему пригодилось всё его мастерство. Двадцать шесть готовых работ он затолкал под тахту, потом схватил неудачный по задумке и скверный по исполнению набросок «Черти. Энгельс со Сталиным наставляют рога Марксу и Ленину» и до повторного звонка успел не только намочить голову, но и замалевать троих из четырёх (рога, естественно, остались) Гитлером, Геббельсом и пока еще непонятным лысым чёртом. Четвёртого же деятеля удалось только закрасить жирным чёрным пятном.

Молодые люди в ногу прошли по коридору и, показав издали тёмные красные книжечки, отрекомендовались сотрудниками комитета, но художественного.

— Вот, навещаем художников, узнаём, так сказать, чем они дышат, какие нужды и т. д. А также способствуем организации выставок. Симпатичные тут у вас чёртики. Ба, да это ж Гитлер, а это — Геринг, нет, пожалуй, Геббельс. А этот лысый?! К чему бы это тут такой лысый?! Стойте, стойте, я уж сейчас сам догадаюсь, а ты. Вадим, помолчи! Старших не перебивай! Щас, щас, — Хрущёв! Правильно?

— Да какой же Хрущёв, если у него усики. Это ж вылитый Муссолини! — все-таки перебил старшего Вадик.

— А мне говорили: Хрущёв. — разочаровался старший. — Ну ладно, а это что за черная рожа?

— А это африканский диктатор Чомбе, — нашелся Гоша.

— Что ж, неплохо, неплохо, надо подумать о персональной выставке. Будем следить за вашими успехами, — проговорил старший со змеиной улыбкой.

С тем и распрощались.

На какое-то неопределённое время Кторова оставили в покое, потом наступил тысяча девятьсот восемьдесят девятый, за ним пришёл девяностый, за ним 91-й. 92-й, и Отец Георгий как бы оказался не у дел.

Он попробовал писать современных правителей, но рога им совершенно не шли. Попытки пририсовывать власть предержащим хвосты и копыта предусматривали ростовые портреты, что было неудобным по многим соображениям. Да и почти за два десятка лет он так набил руку на четырёх китах, что на нынешних, часто сменяемых, она даже не поднималась. И случился Георгий Константинович Кторов — 1963 г. р., русский, разведён — в творческом застое, то есть практически не у дел.

Правда, он потрясающий?! Это я сейчас немного вперед забежал, потому что познакомлюсь с ним только в главе «Малый Декамерон», на даче в Красной Пахре. Но не мог удержаться, да и для вас лучше. Когда он в «Декамероне» появится, вы уже будете знать, с кем имеете дело.

Сейчас Гоша — вполне заметный на российском уровне кинопродюсер. Занимается анимационными фильмами. Художники и авторы, которым случалось с ним работать. Кторова хвалят за честность, но ругают за жёсткость. Не догадываясь, что из него можно верёвки вить. Если ввести в сценарий или в эскизы хотя бы одного чёртика. Маленького.

Спросили бы у меня! А уж я бы…

Да, воображение! Уж чего-чего, а его-то, у меня навалом. Когда мне было девятнадцать лет, я снимал квартиру в Тушино. Квартира двухкомнатная, но вторая комната была заперта, и пользоваться ею я не мог. Туда раз в месяц тайком под покровом темноты на часок приходила пожилая пара: мужик лет под сорок и женщина лет тридцати пяти. Они мгновенно выпивали бутылку сухого вина и после этого аж минут десять возились в кровати, по привычке изменяя своим законным супругам. Как я уже говорил, бывали раз, редко два раза в месяц, а платили хозяйке как за постоянное проживание, так что на эту вторую комнату я, бедный, мог только облизываться.