Но звук шел не из двигателя автомобиля, а из маленького зарешеченного окна, вентилирующего погреб. Булькал шофер уполномоченных, который, осознав, что вынырнуть из бочки с вином ему не дадут, с отчаяния выпустил в вино весть крик своего безумия…

На следующее утро политрук 2-го гвардейского полка 47-й краснознаменной дивизии 3-го Южного фронта Иван Рошка упал в обморок, увидев, как на центральной площади Кишинева солдаты с песнями и руганью устанавливали найденный памятник Штефану чел Маре, который едва не увезли и бросили в последний момент румыны.

Еще через двое суток, когда в газете «Красная Молдавия» вышел указ товарища Сталина о назначении товарища И. Г. Рошки вторым секретарем ЦК КП МССР, Иван поседел и, собрав по спискам людей НКВД, приступил к разработке плана захвата концлагеря…

— Бред какой-то! — перевел дух Юрий.

— А то, что ты с покойником разговариваешь, не бред? — мягко спросил отец.

— Бред, — устало согласился Юрий, и пошел к буфету. Достал бутылку, хлебнул и с надеждой спросил:

— Ну и что, разве вы его, этот концлагерь, через год — другой не прикрыли? Разве они все не подохли там?

— Нет, — отрезал отец, не прикрыли. — Не подохли! Семьсот детей, помнишь? Им сейчас по пятьдесят-шестьдесят… Работает лагерь до сих пор. Разве что, легенда другая…

— Да, — вспомнил Юрий, — теперь говорят, что на том месте радиация… Но почему это я буду им руководить?! Наоборот! Пригласим прессу, разоблачим! Наследие коммунизма!

— Наследие твоего отца, сынок, — остановил Иван Юрия, — и те двое военных об этом знали и помнили. И те, кто им унаследовал, об этом знают. Придется тебе делать то, что делал отец. Иначе компромат на меня ударит по тебе.

— … а убить вас окончательно я не смогу, — вслух подумал Юрий, — потому что придется держать по вам 40-дневный траур, а такой перерыв для моих митингов — недопустим… Как говорят шахматисты, пат…

Юрий глянул на часы и вскочил.

— Простите, папа, у меня важное дело. Что дальше делать, я потом решу, а вы пока отдыхайте.

— Ну да, — улыбнулся отец, — конечно. Только сынок, посмотри на календарь.

Юрий глянул на стену, уже зная, что там.

— Седьмое ноября, — кивнул отец и выложил на стол пакет. — На следующий год донесения будешь составлять уже сам.

— Тише! Черт бы вас побрал! — зашипел Лоринков.

Президент, не заметивший в темноте ступеньку, споткнулся. Оба они нервничали. На лестничной клетке депутата Рубрякова было темно.

— А еще депутат! — злился президент, — лампочки в подъезде поставить не может!

— Кто знает, вдруг он ее ставил, — съязвил журналист, — а коммунисты — антихристы ее украли?!

У обоих в руках были черные пакеты, и веревки. Президент сжимал еще и кастет.

— Только не насмерть! — шепотом инструктировал его журналист, — нем герои-покойники не нужны!

— Откуда я знаю, как насмерть, а как нет?! — жаловался президент. — Что я, по-вашему, большой специалист по похищениям людей?

— Да и я не специалист в этом, — признался журналист, — впрочем, это же людей, а мы собираемся похищать де-пу-та-та. Вина хотите?

— Не откажусь.

Выпив, похитители прислушались. С первого этажа кто-то крался наверх. Журналист знаками показал, что надо подняться еще на этаж. Оттуда они вышли на крышу и спустились вниз через другой подъезд.

— Видно, — отдуваясь сказал журналист, — какие-то квартирные грабители.

— Надо бы сообщить в полицию, — встревожился президент.

— Что?! — вновь зашипел Лоринков. — Как именно?! Только что поступил вызов от двух преступников, собирающихся похитить депутата о том, что обычные воры собираются обчистить соседей депутата?!

Президент виновато промолчал. Журналист решительно сказал:

— План действий меняется!..

…- меняется план действий! — раздраженно сказал Рубряков своему шоферу и закурил. — Рошка чересчур экстравагантен! Эмоционален! Варвар! В какую Европу он хочет?! Европейский парламент рекомендует угомониться на недельку, чтобы они могли взять этого коммуниста Воронина в оборот, а Рошка, как взбесившийся, только усиливает митинги! Шумный! Невоспитанный! Ни дать ни взять, цыган с вокзала! Хуже гомосека!

Второе лицо Христианской Демократической Народной Партии Влад Рубряков очень не любил цыган и гомосексуалистов. Их существование, по его глубокому убеждению, мешало Молдавии интегрироваться в Европу.

— Так что теперь все будет по-другому, — сказал он, — и первой скрипкой в партии будет не Рошка, а Рубряков!

Депутат снова поморщился. Он очень страдал из-за своей излишне, по его мнению, «русской» фамилии, заканчивавшейся на «ов».

— Знаете, Влад, — тихо ответил наконец, шофер, — я понял, что долг истинного христианина состоит не только в соблюдении божьих заповедей, но и в любви к себе в первую очередь. Ибо что есть наше тело, как не Храм Божий?! Вчера, посетив собор Митрополии Бессарабской, я истово молился четыре часа, после чего мне было видение…