Лилиана никогда этого не делала.

Только слушала однажды, как мать рассказывала ей об этом. Давно…

Но к черту! К дьяволу и надежду, и страх. Пусть все, что отвлекает - катится в бездну!

Не обращая внимания на холодный ветер, обдувающий, леденящий, мокрое лицо, она резко дернула цепочку. Не задумываясь, откуда у нее силы, не обращая ни малейшего внимания на то, что срывает кожу с шеи, и крепко зажала алмаз в левой руке, позволяя обрывкам цепи свободно болтаться в кулаке.

И в это же время, продолжая глотать свои слезы, подавляя истеричный вой, зубами разорвала запястье сама себе, чувствуя, как начинает стекать по руке горячая кровь.

Ей было плевать на резкую боль, на запах крови, разносимый ветром.

Единственное, что билось в ее мозгу, подобно птице, удерживаемой силками: "успеть, успеть, успеть…"

Что эта маленькая дрянь делает?!

Впервые за многие столетия, ведьма испытывала недоумение и страх. Впервые, что-то было не так, как она предполагала.

Что делала эта тварь?? Откуда знала слова для этого ритуала?! Кто научил ее?! Как показал символы?!

Старуха гневно ударила сухим морщинистым кулаком по столу, и вода в чаше пошла рябью.

Этого она не предвидела.

Не могла эта девушка сделать такого.

Невероятно.

Если она знала этот ритуал, то не могла не знать и цену, выплачиваемую за такое. Ни один человек не сделал бы подобного. Ни один не захотел бы потом расплачиваться.

Старуха закусила губу, испытывая гнев и ярость.

Но глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

Ничего у нее не выйдет. Даже являясь алмазом, Лилиана не сможет провести ритуал.

Не сможет… и поплатиться за попытку.

И все будет почти по плану… А для призыва, она что-нибудь придумает.

Старуха впилась глазами в чашу, испытывая неуверенность, и страшное подозрение, что сама была виновата в том, что то, к чему она так долго шла, могла оборваться не начавшись…

Нет, не сможет эта сволочь, эта безумная мразь сделать ничего.

Она же слепая… Она не справится.

Лили резко вздохнула, набирая полную грудь воздуха, и не обращая уже внимания на свои слезы, на соленый привкус крови во рту, начала говорить, окуная пальцы кулачка с алмазом в сбегающие по руке струйки собственной крови.

Она впервые произносила эти слова. И на секунду, на тот драгоценный миг, которых осталось так мало, испугалась, что не сможет вспомнить.

Но ее сила, та, которую никто не пробуждал, которую все отталкивали и пинали, насмехаясь над ее убогостью, рвалась из глубин Лилианы, взывала к нему, тянулась к мертвому телу Теодоруса, лежащему у коленей девушки из клана Карателей.

Голос прерывался на чужых словах, но не ломался, с каждым произносимым звуком становясь все тверже, все уверенней, и ветер затих, придавленный силой, к которой взывала Лили.

Ночь, казалось, застыла вокруг них, как и вампиры, которых она не слышала, но ощущала рядом.

Теперь, главным было не сбиться, не ошибиться…

Слишком древним было то, к чему Лилиана взывала.

Запретным. Неприкасаемым. Непроизносимым…

Пальцем, испачканным в собственной крови, Лили потянулась, стараясь нащупать лоб Теодоруса,… и с ужасом ощутила, как скользит ее рука по его коже…, которая становилась подобной песку на ощупь…

Страшная реальность… В тысячи, десятки раз ужасней той, что сразила Лили несколько минут назад, забрала у нее дыхание…

Она не успеет.

Не сможет вовремя нанести все символы.

У Лилианы был способ, и не было пути для его реализации!!

Будь проклят этот мир! Будь прокляты те дети, что сделали ее слепой!

Она могла вернуть его… и не имела времени сделать это…

Лилия ощущала себя раззможенной от понимания, от надежды…, от опустошенности из-за ее невозможности… из-за своей ущербности…

Будь проклята она сама, слепая, убогая, не способная спасти его!!

Будь проклята…

Спазм сжал ее горло, нарушая заклинание, разрывая слова, которые нельзя было прерывать…

Но тишины не последовало…

Глубокий женский голос подхватил слова, не давая прерваться заклинанию, и тонкая, сильная рука обхватила ее кисть, поднося пальцы Лилианы к коже Тео, на ощупь уже напоминающей шершавый пергамент.

–  Сирина…, - яростный, почти испуганный голос Михаэля прозвучал сзади, но никто не отозвался.