Шрифт:
Совещание было по поводу организации моих работ в области электроники, и, поскольку Президент проявлял нерешительность в их поддержке, я поднял вопрос о причине того, что вот уже 7 лет мне, как ученому, не дают возможности полноценно работать. Я просил Президента указать хоть на одну крупную ошибку в моей научной работе, которая могла бы оправдать такое отношение ко мне.
Факты говорят как раз обратное. Когда меня наказывали в 1946 г., в основную вину мне была поставлена ошибочность предложенного и разработанного мною нового направления в кислородной проблеме — именно цикл низкого давления. Я и некоторые другие ученые не были согласны с этим, и последующие годы действительно показали, что постановление Совета Министров, касающееся оценки моих работ, несомненно, было ошибочно. Теперь мои работы в области кислорода пользуются широким признанием не только за границей, но и у нас. Как раз сейчас крупнейшая установка в Туле построена по моему циклу низкого давления и с моими турбодетандерами. Как и следовало ожидать, все экономические показатели этой установки получились значительно выше прежних немецких установок высокого давления.
По-видимому, я был одним из первых ученых, который открыто выступил и указал на реальность использования атомной зиергни для создания атомных бомб колоссальной разрушительной силы и указал на необходимость работать над этими вопросами. (Я имею в виду мое выступление в Колонном зале на антифашистском митинге 12 октября 1941 г.) [176]
Так почему же, спросил я, вот уже 7 лет» меня лишают моих учеников, сотрудников, созданных мною уникальных установок для работы в области низких температур и сильных магнитных полей? Эти работы, по общему признанию, выдвигали пашу советскую науку на ведущее место в одной из крупнейших областей современной физики.
176
Приводим выдержку из выступления Капицы на антифашистском митинге ученых 12 октября 1941 г.:
«Одним из основных орудий войны являются взрывчатые вещества. Наука указывает принципиальную возможность увеличить их взрывчатую силу в полтора-два раза. Но последние годы открыли еще новые возможности — это использование внутриатомиой энергии. Теоретические подсчеты показывают, что если современная мощная бомба может, например, уничтожить целый квартал, то атомная бомба, даже небольшого размера, если она осуществима, могла бы уничтожить крупный столичный город с несколькими миллионами населения» (Правда. 1941. 13 октября. С. 3).
Я ставлю перед ним как Президентом вопрос, что я сделал такого плохого, чтобы могло быть оправдано теперешнее систематическое удушение моих научных работ? Несмеянов ответил, что он считает, что причина этого отношения не вызвана моей научной деятельностью и она не была ему сообщена как Президенту Академии наук.
Я попросил его обратиться в Правительство с официальным запросом и выяснить эту причину, потому что не только как ученый, но и как советский гражданин а имею право знать, в чем я неправильно поступаю, и его положение Президента Академии наук обязывает ответить на такой вопрос академика. После такой резкой с моей стороны постановки вопроса Президент спросил меня, не было ли у меня личного столкновения с некоторыми из членов Правительства. Я ответил, что У меня не было таких столкновений, если не считать
Вознесенского. Несмеянов заметил, что теперь это не имеет значения, и спросил, не было ли у меня столкновений с Берия. Я сказал, что действительно у меня был с ним ряд крупных расхождений, но все эти разногласия касались дела, и я думал, что у нас в стране это не может быть причиной для того, чтобы лишать ученого возможности научно работать. Мне сказали, что напрасно я так думаю, и присутствующий при этом академик Топчиев указал, что как раз Берия всецело ведает теми областями новой техники,, к которым относятся н мои работы — как теперешние, по электронике, так и прежние.
После этого разговора я все же не мог поверить, что Несмеянов и Топчиев правы и что в нашей стране развитие научных проблем может определяться нерасположением к ученому отдельного руководящего лица [177] .
Сейчас, в свете событий последних дней, приведенный разговор приобретает совершенно новый смысл. По-видимому, у академиков Несмеянова и Топчиева имеются данные, которые привели их к заключению, что лично Берия все эти годы тормозил и губил развитие моей научной работы. <...>
177
Капица знал, конечно, кто «управлял» его травлей. Об этом свидетельствует одна фраза в его письме к И. В. Сталину от 18 декабря 1946 г. Упомянув свое письмо, где он критиковал работы но атомной бомбе и лично Берию (письмо .IV» 98), он пишет: «По-видимому, я недостаточно учел, что критика, став известной, может быть неправильно истолкована и вызвать для меня неприятности, как это [и] случилось».
Почему же он не сказал об этом А. П. Несмеянову? Да потому, что в мае 1953 г. Берия был еще в полной силе, и подтверждать подобные «предположения» Несмеянова и Топчиева было безрассудно и смертельно опасно. Мы знаем, что Капица, когда это было нужно для дела, для страны, не останавливался и перед смертельной опасностью, но безрассудным он не был никогда.
В связи с этим я думаю, что сейчас я имею основания поставить вопрос перед Советом Министров о пересмотре отношения к моей научной работе.
Я прошу о следующем.
В кислородной проблеме факт успешного перехода промышленности на предложенный мною цикл низкого давления для получения больших количеств кислорода и работающий на моих турбодетандерах как у нас, так и за границей, несомненно, показывает, что оценки моих работ в постановлении Совета Министров от 17 августа 1946 г. № 1815—782 и в постановлении Академии наук СССР от 20 сентября 1946 г., протокол № 23, являются ошибочными [178] .
178
Эти постановления были отменены лишь в 1958 г. (см. прим. 2 к письму № 137).
Признание этой ошибки не только будет благотворно для развития передовой советской науки, так как даст уверенность нашим ученым, что научная истина у нас в Союзе торжествует, но это важно также для успешного развития моих настоящих работ в области электроники. Я не собираюсь в своих научных работах возвращаться к кислородной проблеме, но такое решение нужно сейчас еще для того, чтобы я смог напечатать свою книгу по теории циклов, применяемых при решении кислородной проблемы. Эта книга листов на 20 - 30 уже на три четверти давно мною написана.
Хотя отдельные главы из нее ходят по рукам и ими пользуются, все же издать ее целиком было бы полезно. Если не будет снята официальная тень, лежащая на моих работах в области кислорода, я не смогу опубликовать эту работу.
Такнсе я думаю, что следует поднять вопрос об установлении нашего приоритета и материального использования наших патентов по турбодетаидерам и циклу низкого давления за границей, в особенности в США. Об этом вопросе я уже подробно писал товарищу Микояну, и я посылаю на Ваше усмотрение копию этого письма [179] .
179
См. письмо № 121.