Шрифт:
Мозг, должно быть, отчасти разрушен.
Если бы робот был человеком, можно было бы сказать, что у него душевная болезнь. Он на пороге безумия.
Безумный робот! Сведенный с ума жарой и радиацией!
А Лаки Старр угрожает этому роботу собственной смертью, роботу, который приближается к нему, подняв руки.
Должно быть, дилемма, перед которой поставил его Лаки, окончательно свела его с ума.
Лаки осторожно отступил. Он сказал:
— Ты себя хорошо чувствуешь?
Робот ничего не ответил. Он пошел быстрее. Лаки подумал: «Если он готов нарушить Первый закон, значит, он на пороге распада. Позитронный мозг должен разбиться на части, чтобы он смог так поступать».
Но, с другой стороны, робот продержался несколько месяцев. Может еще немало выдержать.
Он спросил:
— У тебя болит голова?
— Болит? — переспросил робот. — Я не понимаю смысла этого слова.
Лаки сказал:
— Мне жарко. Давай вернемся в тень.
Больше никаких разговоров о смерти от жары. Он повернулся и почти побежал.
Робот хрипло сказал:
— Мне было приказано предотвращать всякие помехи в исполнении приказов.
Лаки протянул руку к бластеру и вздохнул. Какая жалость, если ему придется уничтожить робота. Великолепное достижение, и Совету было бы полезно с ним ознакомиться. А если его уничтожить, то никакой информации не получишь.
Лаки сказал:
— Остановись.
Рука робота сдвинулась, и Лаки едва увернулся боковым прыжком, воспользовавшись слабым тяготением Меркурия.
Если бы он смог добраться до тени, если бы робот последовал за ним туда…
Может, холод приведет в порядок позитронный мозг. К роботу вернется разум, и Лаки не понадобится уничтожать его.
Лаки снова увернулся, и робот снова пролетел мимо, его металлические ноги подняли тучу черной пыли, которая на Меркурии сразу оседает, потому что здесь нет атмосферы, в которой пыль могла бы повиснуть. Удивительная охота, человек и робот двигались в абсолютной тишине вакуума.
Лаки почувствовал уверенность. Движения робота становились все более неровными. Контроле за механизмами рук и ног ослабевал.
Но робот явно пытался отогнать его от тени. Он, несомненно и определенно, пытался убить его.
А Лаки по-прежнему не мог заставить себя воспользоваться бластером.
Он остановился. Робот тоже. Они стояли лицом друг к другу в пяти футах, под ногами черная полоска сульфида железа. Чернота делала жару еще большей, и Лаки почувствовал приближение обморока.
Робот мрачно возвышался между Лаки и тенью.
Лаки сказал:
— Прочь с дороги.
Говорить было трудно.
Робот ответил:
— Мне приказано было устранять всякие помехи при исполнении приказов. Вы мне мешаете.
У Лаки не оставалось выхода. Он неверно рассчитал. Ему никогда не приходило в голову усомниться в устойчивости трех законов при любых обстоятельствах. Слишком поздно понял он правду, и неверный расчет привел его к опасности для собственной жизни и необходимости уничтожения робота.
Он печально поднял бластер.
И почти сразу же понял, что совершил, и вторую ошибку. Он слишком долго ждал, и накопившаяся жара и радиация сделали его тело такой же поврежденной машиной, как робот. Рука его поднималась, неуверенно, охваченному смятением мозгу робот показался вдвое большим.
Робот превратился в движущееся пятно, и на этот раз Лаки не сумел увернуться. Бластер вызвался из его руки и отлетел в сторону. Руку Лаки плотно захватила металлическая рука.
Даже в самых благоприятных обстоятельствах Лаки не смог бы сопротивляться стальным мышцам механического, человека. И ни один человек не смог бы Лаки чувствовал, как исчезает всякая способность к сопротивлению. Он ощущал только жару.
Робот сжал сильнее, сгибая Лаки, словно тряпичную куклу. Лаки смутно вспомнил о структурной непрочности изолирующего костюма. Обычный космический костюм защитил бы его даже от силы робота.
Лаки беспомощно махал свободной рукой, пальцы его цеплялись за черную пыль.
В мозгу его промелькнула мысль. Он отчаянно напрягал мышцы в последней попытке спастись от неизбежной гибели от руки обезумевшего робота.
Глава двенадцатая
Прелюдия к дуэли
Опасность, которой подвергался Лаки, была прямо противоположной той, через которую прошел Верзила несколько часов назад. Верзиле угрожала не жара, а растущий холод. Каменные «веревки» держали его так же крепко, как Лаки — руки металлического робота. В одном отношении все же положение Верзилы было предпочтительней.
Бластер постепенно поддавался. Он высвободился так неожиданно, что онемевшие пальцы Верзилы чуть не выронили его.
— Пески Марса! — пробормотал он и удержал бластер.
Если бы он знал, где уязвимое место у этих щупалец, если бы только можно было отсечь щупальца, не задев ни себя, ни Эртейла, проблема была бы простой. А так у него оставался только один выход, и не из лучших.