— А что мне остается? — Он с деланной озабоченностью вздохнул. — Этот мир состоит из мещан, мальчик мой. А я все жду, когда по меньшей мере три миллиона читателей поймут, что я — гений.

— Гений? — Говард, оживившись, поднял голову. — Вы пишете, друг мой?

— Иногда, — подтвердил Мэл. — Большую часть времени я провожу за работой в порту, чтобы оплатить свое проживание. — Он с вызовом посмотрел на Говарда. — А почему вы спрашиваете, мистер Лавкрафт?

— Ну… — Говард смущенно улыбнулся. — Я ведь тоже пишу… время от времени. Хотя и без особых успехов, должен признать.

Я удивленно посмотрел на своего старшего друга, поскольку его слова были для меня новостью, но Говард проигнорировал мой взгляд.

— А что вы пишете? — осведомился он. — Стихи?

— В том числе, — ответил Мэл, который, как я заметил, тоже был озадачен. — Я пишу в основном романы, но, к сожалению, этого не хватает на жизнь. Возможно, — ухмыльнулся он, — после смерти я стану знаменитым, а мою книгу «Моби Дик» станут изучать в школе.

— «Моби Дик»?

— Так называется мой роман.

Говард нахмурился.

— Должен признать, что никогда о нем не слышал, — смущенно произнес он.

— Ничего страшного. — На лице Мэла появилась широкая улыбка. — В Америке живут миллионы людей, которые до сих пор ничего не слышали об этой книге. — Сделав большой глоток, он ударил кружкой по столу, давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему. — Теперь пришла твоя очередь рассказывать, Роберт. Где, черт побери, ты был все это время? И как тебе жилось?

Я начал свой рассказ, и должен признать, что потребовалось много фантазии и способностей к импровизации, чтобы описать Мэлу мою жизнь за последние четыре года и при этом не сказать ни слова правды. Но в итоге мне удалось поведать историю мальчика-золушки, и, очевидно, она была настолько убедительна, что Мэл мне поверил. А может, этому способствовала моя внешность. Как бы то ни было, я говорил почти целый час. Во взгляде Мэла читалось одобрение. Через какое-то время он, извинившись, поплелся в туалет — давали о себе знать семь или восемь кружек пива, которые Мэл влил в себя за этот час.

— И что все это значит? — спросил Говард, когда Мелвилл уже не мог его услышать. — Я, разумеется, уважаю твои чувства от встречи со старым другом, мальчик мой, но у нас дела. Мы не можем просто сидеть тут и напиваться с твоим писакой.

— Никакой он не писака. Он скорее непризнанный гений, — улыбнувшись, заявил я. — У меня есть весьма уважительная причина для того, чтобы говорить с ним, Говард.

— Какая же?

— Он работает в порту, — объяснил я.

— Как и тысячи других людей, — отрезал Говард.

— Но они не Герман Мелвилл. Я хорошо его знал, когда жил в Нью-Йорке, и если у него осталась хотя бы половина его связей, то он сможет нам помочь.

— Ты хочешь ему обо всем рассказать? — с сомнением в голосе произнес Говард. — Признаться, я не думаю, что это хорошая идея.

— А зачем что-то рассказывать? — возразил я. — В этом порту нет никого, с кем Мэл не был бы знаком. Не думаю, что нью-йоркские чиновники выдадут нам разрешение на посещение острова Свободы и осмотр статуи, — саркастично добавил я.

— А он на это способен? — не поверил Говард.

Я пожал плечами, но не стал отвечать, так как в это время вернулся Мэл. Он нес в руках поднос с четырьмя новыми кружками пива. Его покачивало. Старый добрый Мэл никогда не мог много пить. Мы чокнулись, сделали по глотку, и я перешел к делу.

— У меня к тебе будет просьба, Мэл. Вернее, две.

— Слушаю, — ответил Мэл. — Что тебе нужно?

Я чуть помедлил, но затем решил, что не стоит ходить вокруг да около.

— Мне нужны фальшивые документы, — выдохнул я. — Для Говарда и Рольфа.

Говард вздохнул, а Мелвилл смерил меня недоверчивым взглядом.

— Ага, — буркнул он.

— Что «ага»?

Мэл улыбнулся, но вид у него был разочарованный.

— Твоя история была слишком красивой, чтобы оказаться правдой. Я не стал бы писать о таком книгу. Блудный сын находит отца и получает в наследство миллионное состояние. Пф-ф! Теперь я начинаю понимать, откуда у тебя деньги.