— Дядь Вась, а ведь кресты, это самое, сгнили… Небось, Кулуканов новые поставит скоро.

Охотник проворчал:

— Я б ему самому крест поставил!

Василий Потупчик ненавидел Кулуканова и ни перед кем не скрывал своей ненависти. Несколько лет он батрачил у Кулуканова, получая за свой труд только харчи. А когда попросил расчет, то хозяин подсчитал так: не он должен Потупчику, а Потупчик ему должен за харчи. И не один Потупчик был таким в Герасимовке: треть деревни батрачила у Кулуканова, и треть деревни была у него в долгу. Хитрый, жадный был Арсений Кулуканов!

Потупчик достал кисет, ловко скрутил в темноте папиросу, чиркнул спичкой.

— Я бы, ребята, — заговорил он, шумно выпуская дым, — взял бы нашего Арсения, кабы моя воля, да и в лагерь к ссыльным кулакам. Там ему компания!

— Дядя Вася, а зачем их сослали сюда?

— А чтобы не мешали. Понял? На Украине да на Кубани мужики уже в колхозы объединились, а кулаки мешали. Вот их и сослали сюда, на север. Ну, а хозяйства ихние в колхозы пошли. Дело, ребята, правильное! — Потупчик говорил громко и быстро, взмахивая большими руками. — Кулак потому и называется кулаком, что чужими руками хозяйство наживает. Понял? Вот возьми, к примеру, нашего Кулуканова. Я на него с двадцать четвертого по тридцать первый год батрачил. Год всего, как ушел. А разве я один такой? На крови да на батрацком поте он и разбогател. А раз не твое все это, отдай народу! Ведь так, ребята?

— Ну, ясно, это самое, так… У него, дядь Вась, и фамилия кулацкая — Кулуканов. Дядь Вась, а когда у нас в Герасимовке колхоз будет? — спросил Яков.

— А это ты у своего дружка спроси. — Потупчик добродушно рассмеялся, положил тяжелую ладонь на плечо Павла. — Слышь, председателенок, когда твой отец колхоз устроит?

Павел не ответил. «Председателенком» Павла шутливо называли в деревне потому, что его отец, Трофим Морозов, был председателем герасимовского Совета.

— Колхоз — это вели-икая сила, — протянул Потупчик задумчиво. — Какую жизнь, ребята, устроить можно! Какую жизнь!.. Известное дело, что одному не под силу, то коллективом всегда порешить можно. И чего Трофим тянет, не могу уяснить.

Он остановился, бросил на дорогу сверкнувший огоньком окурок, старательно придавил его сапогом.

— Многое Трофим не так делает, как надо, — прибавил Потупчик со вздохом. — Ох, не так…

— А что, это самое, не так? — спросил Яков и покосился на Павла.

— Он думает, что председатель сельсовета — так ему все можно… Да что ты у меня спрашиваешь? Ты вон у председателенка спроси…

— Ну что ты пристал, дядя Вася! — громко и резко сказал вдруг Павел, и голос у него задрожал.

Яков удивленно потянул приятеля за рукав:

— Пашк, чего ты?

— Не лезь!

Павел круто повернулся и через кусты зашагал к блеснувшим огням деревни. Потупчик остановился, развел руками.

— Постой, парень, ты чего осерчал? — виновато забасил он.

Павел шел, не оборачиваясь. Яков шепнул:

— Не любит он, когда его так называют.

— Так я же в шутку, вот чудной-то! — покачал головой охотник. — И чего тут обидного?

Семья Морозовых ужинала. На ужин пришли гости, родители Трофима Морозова, — дед Серега и бабка Ксения, а с ними — девятнадцатилетний Трофимов племянник Данила.

В избе было жарко и душно. Открыли дверь наружу. На свет налетели мошки — болотный гнус. Вокруг жестяной лампы гнус клубился серым роем.

Трофим Морозов сидел распаренный, красный, с хлебными крошками в усах. Рядом с ним — дед Серега с белесыми, посоловелыми от выпитого вина глазами.

Стар дед Серега, седьмой десяток. Голова серебряная, на лице ручейки морщинок. Стар, но еще крепок дед, не сравнишь с бабкой. У той нос совсем по-старчески повис над шамкающими губами, голова ушла в плечи, за плечами — горб. А дед, подвыпив, иной раз еще и сплясать может, ничего, что ноги кривые.

В молодости, при царе, дед Серега жил в Витебской губернии, служил там тюремным надзирателем. Жил в ладу с начальством, копил деньги. А потом переехал с семьей в Герасимовку на пустующие уральские земли, стал обзаводиться хозяйством.

Второй его сын, Трофим, скоро женился, отделился, построил рядом с дедовым двором свою собственную избу. Остался дед с бабкой и Данилой — внуком от первого умершего сына. Хозяйство ладное, а деду все мало, все копит да стяжает и Данилу тому же учит.

…Павел поднялся на крыльцо, заглянул в открытую дверь. Дед хрипловато пел, потряхивая головой и жмурясь:

— Бывали дни весе-лые, гулял я, молодец… и-их!..

Все чему-то смеялись. Тоненько и заливисто хохотал на печи младший брат Павла, восьмилетний Федя. Только совсем маленький, шестилетний Роман удивленно таращил на деда круглые глазенки.