Павлик Морозов [1976]

В 1932 году, когда в нашей стране создавались первые колхозы, в далекой уральской деревне Герасимовке был зверски убит кулаками пионер Павлик Морозов. «Память о нем не должна исчезнуть», — говорил А. М. Горький.
В. Г. Губарев принимал деятельное участие в расследовании злодейского убийства пионера-героя Павлика Морозова и в том же, 1932 году начал писать о нем повесть. Впервые она была опубликована летом 1933 года в газете "Колхозные ребята". С тех пор повесть много раз переиздавалась и завоевала большую популярность у юного читателя.
*****
Книги Губарева о Павлике Морозове тоже можно было бы отнести к жанру сказки, в каком обычно работал писатель.
Он написал множество вариантов повести о Павлике Морозове, но ни один из них не повторяет в точности другой. Сколько вариантов — столько и версий подвига пионера и его убийства.
Это очень демократично: каждый читатель может выбрать себе тот вариант, что ему больше по душе.
Ближе к истине он, правда, от этого не станет. Для этого лучше почитать какое-нибудь документальное расследование — например, «Доносчик 001» Дружникова.
ГЛАВА I
ВЫСТРЕЛ В ЛЕСУ
Человек был высок и плечист; темная с проседью щетина густо покрывала его щеки и подбородок. Медленно поднимаясь по крутому глинистому склону лесного холма, он то и дело останавливался и озирался. Серенькая трясогузка вспорхнула вдруг из-под его ног, он вздрогнул, отшатнулся и выругался громким шепотом:
— Анафема! Ишь как спугала…
Он рассеянно проследил за неровным, вихляющим полетом трясогузки и вновь двинулся по склону, слегка припадая на одну ногу. В облике этого человека можно было бы определить черты сильного и властного характера, если бы настороженные движения, бегающий взгляд, вся повадка не выдавали в нем чего-то трусливого и ущемленного.
На вершине холма он остановился и, щурясь от слепящего весеннего солнца, оглядел горизонт. Кругом, насколько хватает глаз, синели в дрожащей дымке бескрайние леса. Было так тихо, что до его слуха отчетливо доносился плеск реки, протекающей в двухстах метрах от холма.
Он долго стоял, напряженно глядя вниз, на лесную дорогу, равнодушный к сиянию дня и нежному дыханию весны.
Но вот невдалеке под обрывом послышались шаги. Хромой подался вперед и поднес к глазам руку, защищаясь от солнца.
По дороге шел высокий худощавый парень в синей косоворотке.
— Здорово, хлопец! — крикнул хромой. Голос у него был низкий, гудящий, с небольшой хрипотцой. Парень остановился, вскинул голову, ощупывая незнакомца быстрыми серыми глазами.
— Здорово, — ответил он веселым тенорком и едва заметно усмехнулся. — Кто такой будешь? Будто волк, в кустах хоронишься…
— А может, я и есть волк, — серьезно, без тени улыбки сказал хромой. — Ты не герасимовский?
— Герасимовский.
— Поди-ка, посидим… покурим…
Парень легко поднялся по глинистому склону. Подходя к незнакомцу, он продолжал ощупывать его колючим взглядом. «Занозистый», — подумал о нем хромой.
— Табак-то твой или мой курить будем? — покривил парень в ухмылке губы и присел рядом с незнакомцем на ствол поваленного бурей дерева.
— Я так вижу — скуповат ты, хлопец, — впервые усмехнулся хромой.
— Нет, зачем же… Для хорошего человека на закрутку не жалко, — бойко ответил парень, доставая кисет.
— Я ж тебе кажу, что я не человек, а волк, — снова усмехнулся хромой и похлопал парня по плечу большой твердой ладонью. — Да ты не бойся, я своих не кусаю… Тебя Данилой звать?
— Данилой… А ты откуда знаешь?
— Обрисовали мне одни люди твое обличье…
Они помолчали, изучая друг друга пытливыми взглядами. Данила отвел глаза в сторону, выдул струйку дыма, кашлянул.
— Так… Ну а тебя как же зовут?
Незнакомец вздохнул, ухмыльнулся:
— В детстве мать называла как-то, да позабыл теперь… Где был?
— На болоте осоку резал.
— Это у вас на Урале сенокосом называется? — хромой сокрушенно покачал головой.
— Молодую осоку скот очень даже любит… — парень хитро покосился на незнакомца. — А у вас на Кубани разве скот не ест осоку?
— А тебе кто сказал, что я с Кубани? — быстро спросил хромой.
— По разговору слышу… Вроде бы ты малость русский с украинским путаешь.
— Эх, Кубань, Кубань — золотая сторона! У нас болот нема, а трава на лугах по пояс!
— Хорошо жил?
— Сейчас кажется — лучше бы надо, да нельзя.
— И батраки были?
Хромой шумно выпустил дым уголком губ, повел плечами.
— У меня полстаницы работало… Да что вспоминать-то теперь…
Помолчали.
— Ты вроде хромаешь? — спросил Данила. — Ногу натер или еще что?
— Разглядел-таки! — улыбнулся незнакомец. — Это еще в детстве жаткой меня в поле царапнуло…
— Давно у нас на Урале?
— Второй год… Как в тридцатом началась у нас коллективизация, так всех нас и турнули на север! — Он помолчал, задумавшись, старательно загасил пальцами папиросу и швырнул ее с обрыва на дорогу. — Значит, ты из Герасимовки?
— Из Герасимовки.
— Слышал я, у вас председатель сельсовета человек очень душевный.
— Ничего себе человек… А зачем тебе председатель?
— А я так, к слову… Ты его знаешь?
— Как не знать-то. Племянником ему прихожусь.